Он смеётся и говорит… там… догоняя… за спиной! Он смеётся и говорит: «Бесы поражают также безгрешных, невинных и праведных, как Иова, и многих невинных детей!»…
Рука его хватает Илью за плечо. Пальцы впиваются в ключицу. Сашка разворачивает Илью к себе и кричит ему прямо в лицо: «Это «Молот ведьм», Илья! Это «Молот ведьм»»!
У самого Сашки лица нет. У него нет лица, а только что-то шевелящееся и непрерывно меняющееся…
Он начинает отрезать Илье голову.
…
Колёса электрички стучали и стучали. Они с отцом, Пашей и Леной едут в Свердловск! Свердловск! Скоро он уже станет Екатеринбургом и надо успевать доехать. Скоро начнётся новая жизнь! Операция!
Операция… да, была операция… наркоз. Я помню!
Илья открыл глаза.
Он лежал на полу, неудобно скособочив шею. Затылок ломило. Сашка сидел рядом и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько подвывал, закрыв глаза. Он колотил огромным кулаком по стене — тук-тук-тук…
Что это с ним?
Что с самим Ильёй?
— Сашка, — слабо сказал он, чувствуя, как криком кричат несчастные ступни, как в рёбра тычется неумолимая боль и разламывается голова, — ну тебя в баню, не стучи! В мозгах отдаётся…
Глава 5
— Проще всего говорить о себе, как о посторонней. Например, в третьем лице! — пробормотала Анна, с трудом сдерживая назойливое, почти болезненное желание оглянуться ещё и ещё, и ещё раз!
— Не хочу… не буду оглядываться, — Она стиснула зубы. Нет-нет! Сходить с ума нельзя!
Соберись!
— «Я шла не торопясь»… глупо звучит, правда? — упрямо спросила она сама себя. И сама себе подтвердила. — Идиотская фраза! Лучше я буду писать о себе, как о посторонней: «Немолодая женщина не торопясь, шла по улице…».
Она положила перед собой чистый лист бумаги, вытянутый из початой пачки «Снегурочка», — «идеально предназначенной для принтера формата А4», как гласила реклама, — и начала писать.
Словами.
Вручную.
Строчка за строчкой.
Это было правильно.
Через несколько нестерпимо мучительных минут сердитая складка на лбу разгладилась. Лицо приняло выражение женщины, с удовлетворением наблюдающей, как её малыш строит в песочнице свои первые «домики» из песка.
«МОЖЕТ, ХОТЬ КТО-НИБУДЬ ПРОЧИТАЕТ ЭТО!
А случилось всё так.
Немолодая женщина не торопясь, шла по улице, выбиваясь из общего ритма городской суеты, толкотни и нервозности. Полная, — по нынешним вывернутым вкусам, — но статная, как говорили когда-то. Одета недорого, но элегантно. Каблуки неторопливо цокают в такт походке, плащ расстёгнут, апрельский ветер играет русыми с рыжинкой волосами. Весна наконец-то расщедрилась и женщина с удовольствием подставляет лицо теплу и ласке не жгучего солнца. В её осанке, несмотря на некоторую тяжеловесность, есть грациозность, пластика и то спокойное чувство собственного достоинства, которое так редко встречается у современных женщин. Мужчины, особенно немолодые, с удовольствием провожают её глазами…
Анна решила выйти из троллейбуса, пару остановок не доезжая до дома и пройтись пешком. Она любила гулять по городским улицам. Особенно в такие теплые, приятные дни — разглядывать людей, витрины на первых этажах домов, машины, голубей и воробьёв на тротуарах. Думать о чем-то своём. Нервы успокаивались, мысли приводились в порядок. Иногда Анна даже решалась снять свои затемнённые очки с фотохромными линзами и взглянуть в глаза проходящим мимо горожанам. Но лучше этого не делать — никогда не знаешь, что увидишь… чаще всего лучше постараться многое не замечать. Да и глаза болят от яркого света, да и вообще… так спокойнее.
Сегодня хотелось просто прогуляться…»
Анна отложила ручку. Свеча потрескивала. Она чувствовала себя немножко Жорж Санд. Писать при свечах, выворачивать себя наизнанку…
Для кого?
Внезапно только что написанные строчки расплылись. Анна сердито вытерла слёзы,
поправила маленькую свечку, немного посидела в тишине, а потом продолжила писать.
Описывать всё-всё-всё…
«…«Салон красоты L'AMORE» — бросилась в глаза красочная витринная реклама. «Почему бы и нет? — подумала Анна — дома никто не ждёт. Сын уехал с друзьями на базу». Не торопясь, она поднялась на крыльцо и открыла дверь. Звякнул колокольчик над входом. Хм… салон! По большому счёту — обычная парикмахерская.
— Добрый день! Дамские мастера свободны? — спросила она полненькую молодую администраторшу. На бэджике крупными буквами красовалось «Лидия». Видимо по причине всеобщего кризисного состояния дел, клиенты в салоне отсутствовали, что, впрочем, не улучшало настроения Лидии. Но Анну не смутило недовольное выражение лица администраторши — ей вдруг очень захотелось поухаживать за собой — любимой, единственной, неповторимой… и — увы! — не очень-то счастливой в последнее время.
— Девочки-и-и, кто возьмётся за работу? — громко завопила Лидия, не выползая из-за стойки обслуживания. Племянница хозяина салона могла позволить себе некоторые вольности и иногда расслабиться. Тем более что клиентка её не впечатлила.
Миловидная мастер показалась в дверях женского зала:
— Проходите, пожалуйста. Что будем делать?
Анна взглянула на бэджик: «Татьяна».
— Подровняйте стрижку: удлинённое каре до плеч, и легкую укладку, Таня.
С наслаждением откинувшись в кресле для мытья головы (ноги всё-таки устали от прогулки!), Анна вверила свою растрёпанную ветром шевелюру рукам миловидной Тани. Девушка ловко смочила волосы, нанесла шампунь и начала нежно массировать голову клиентке. И внезапно… — о, нет! только не это, не сейчас! — в мозг яркой вспышкой впились иглы тоски, тревоги и разочарования.
…Таня скучает по своему парню, он уехал (учиться? работать?) далеко и надолго
…он пишет и звонит всё реже и реже,
…в глубине души девушка
…знает знает знает
…что
…никогда не увидит его,
…никогда никогда
…холодно об этом нельзя думать холодно
…но не может — не хочет?
…как жить? с чем жить? смириться?
…он ТАК целует её… он… он… такой…
…она помнит всё — он лучший лучший
…других… других… других не было
…мечется, как птичка в клетке, запутывается всё больше и больше
…милые, милые терзания обманутой молодости и отвергнутой любви…
…отвергнутой…
…милые…
…ЛЮБВИ!!!
…ЭТО УЖЕ Я, АННА, ДУМАЮ!
…ОСТАНОВИСЬ!!!
Кожа на кончиках пальцев рук стала чувствительной, как от ожога горячим маслом, губы пересохли, грудь налилась тяжестью, соски напряглись, низ живота заломило…
Усилием воли Анна захлопнула дверь в чувства чужого человека. Возмездием… наказанием будут головная боль, зуд где-то там — за висками, и — давление на глаза. Анна знала — сейчас в зеркале вместо серо-зелёного лучистого весёлого взгляда она увидит усталые темно-оливковые глаза 42-летней, умудрённой жизнью женщины. «Спокойно! Спокойно, Аня! Глубоко вздохнуть, и — не дышать! Всё, как в кабинете флюорографии… так… хорошо! А теперь медленно-медленно выдохнуть всё без остатка — все мысли, все чувства, все эмоции. Это не твоё, это чужое — отпусти! Вот так… уже лучше… молодец».
Таня оказалась отличным мастером: волосы Анны ложились идеально, именно так, как ей хотелось. Девушка о чём-то щебетала во время работы, но Анна сидела в кресле, изредка машинально кивая в ответ и думая о своём.
Последнее время что-то тревожило Анну. Она не находила себе места, тоска наваливалась с новой силой. Время от времени у неё появлялось желание всё бросить и уехать куда-то… но инерция размеренного существования, — стабильного, пусть и небольшого, дохода, — неуверенность в своих силах, удерживали её. Элементарный страх перемен и потребность в переменах разрывали её надвое. Можно было списать это на запоздавшую весну, но своим внутренним зрением Анна видела: что-то не так, что-то должно произойти! Это пугало, не давало покоя ночью, зудело в висках днём.