Анна надела украшение, застегнула цепочку, как всегда ощутив на груди знакомое. Убрала опустевшую шкатулку в шкаф, шагнула к столу, где матово мерцал монитор…
…её швырнуло на пол!
Пытаясь не удариться головой о кресло, она вытянула руки… и они увязли в чём-то тёплом и скользком. Теряя сознание, она успела подумать: «Вот и всё! Анна, ты нашла решение всех проблем! Точнее — оно нашло тебя!»
Удар был мягким, но тяжёлым, словно на несчастную, свежепричёсанную в элитном
салоне «L'Amore» голову обрушился увесистый мешок с песком…
Глава 6
«Жалость унижает человека!». Илья Васильев с удовольствием узнал бы о том, что автору этой расхожей фразы на том свете черти вывернули стопы ног носками внутрь, окостенели бы ему все суставы ниже щиколоток, до предела натянули бы жилы в полусогнутых коленях, а напоследок вывернули бы кисть левой руки. После этого в руки дали бы лыжные палки и отправили бы искать того, кто бы унизил его жалостью. На пару тысяч лет.
«Паршивый человечишко был, не иначе! — злобно подумал Илья. — Пусть я не помню, кто сморозил эту дурь, но этой своей фразой старая гнида выдала себя насквозь!»
Милосердие. Он всё знал о нём. С детства. С младенчества!
…а ты чего такой кривой?
…я болею я болею я болею
…ты маму не слушался, да? Мама! Тут такой мальчик кривой в колясочке!
…кривой кривой кривой я болею это это это
…кривой…
…а я буду с мячиком играть! А ты в своей колясочке сиди!
…Машенька!!! Так нельзя говорить!!!
…кривой…
Жалость. Илья часто думал о ней. Как и все инвалиды с рождения, он, сколько себя помнил, обладал болезненной чувствительностью на любое проявление фальши по отношению к себе. Интонация, жест, подбор слов в банальной фразе, обращённой к уродцу, возлежащему на кровати… и зачастую просто тужащемся в подкладное судно. Запоры… профессиональная болезнь всех лежачих больных…
На его пятнадцатилетие, когда врачи Илье в очередной раз воткнули в кости спицы, пытаясь каким-то новомодным способом выпрямить его несчастные ноги, весь 8-А класс завалился к нему в больничную палату с подарками.
Сюрприз!
Илья знал, что основательно прикрыт одеялом — спасибо маме! — но лежать на толчке и смотреть на раскрасневшихся от собственного милосердия одноклассников… это…
…это было кошмаром.
Лариска… красивая, ловкая, чем-то похожая на подружку Mad Squirrel, мультики о котором пришли в Россию много позже. Лариска, за один ласковый взгляд которой он отдал бы свою никчёмную душу! Лариска, отбивая по больничному линолеуму такт носком белой кроссовки, торопливо читала какой-то стишок, явно сочинённый общими усилиями всего класса:
Тыр-тыр-тыр-тыр…
Она торопилась — у неё же тренировки. Тренировки в секции фигурного катания.
Мишка Дронов, странным образом получивший ещё в детстве кличку Нацист, — возможно за вечно поблёскивающие на носу круглые очки а-ля Гиммлер, а-ля Леннон, а-ля Берия, — Мишка Дронов сиял лицом. Он только что удачно подцепил бугаю Копычу на воротник записку «Пни меня!!!» и благополучно сместился в центр толпы одноклассников, зарабатывая себе железное алиби…
Да, они любили Илью. Любили и знали, — да, в глубине сердец они знали! — что Илья останется там же, где и последний звонок, белые фартучки, мел, физкультурные маты и парты, изрезанные сакраментальными: «ACDC» и неизменными «Гюльчактай + Нацист = не порви мне целку!!!»
«Нет, други мои, нет! Милосердие мало известно инвалиду с детства! — смутно подумал Илья, пытаясь встать. — Настоящее милосердие…»
— Что за хрень, Сашка? — спросил он слабым голосом. — Землетрясение на Урале?
Сашка не ответил. А что, собственно, Илья ожидал услышать от своего друга?
Они стояли на лоджии первого этажа и смотрели на двор. В сером тумане, взвесью в мутной жидкости, проступали ближайшие ветви тополей, но стволов уже не было видно. Тишина была мёртвой.
«А вдоль дороги мёртвые с косами стоят. И тишина…» «Нечистая!!!»
Как мы смеялись в детстве, глядя на косоглазого Крамарова в смешной папахе, разводящего руками у костра.
«Бурнаши мост подожгли!»
…дым? туман? авария?
Полумрак наваливался на него невыносимой тоской. Почему так тоскливо? Почему? Живы — и слава Богу! Небось, не вымерли…
Чёрт, а что если это — смерть?
Глава 7
Никто не любит непредвиденных обстоятельств, никто! Вот скажите на милость, надо ли городским и областным властям такая напасть, как Пришествие? Ну, Москве — той всё по барабану, а нам, уральским? А уж буча поднялась — хоть святых выноси. В мэрии и местном МЧС за голову схватились. Напасть почище, чем взрыв на Сортировке в 1989 году!
Мэр только-только оправился после апрельских событий с массовыми выступлениями пенсионеров, а тут на тебе. И главное, все недовольны! Жители 21-го дома, которые вернуться в свои квартиры не могут — орут. Ищи им места в гостиницах. Хотели, было, их всех в пустующей свежесданной элитке поместить — строители на дыбы встали и заломили такие цены, что полбюджета городского отдай и то не хватит. Соседние с 21-м домом жители орут и сопротивляются СЭС, которая вздумала по всей окрестности с дозиметрами и газоанализаторами шастать.
При каждом специалисте, — а они со всего мира прут и прут! и каждому лизни, споспешествуй, обеспечь! — по два милиционера с оружием, а то народ озверел вконец. Стёкла, как водится, привезли, чтобы по округе окна стеклить, так перетаскали этой халявы столько, что на сотни теплиц хватит. Едва раздачу упорядочили — Шойгу из Москвы примчался и кулаком по столу — эвакуировать весь прилегающий район, мать вашу так и переэтак. Семидесятую школу с английским уклоном — гордость нашу, выселили, в штаб превратили. По классам, да коридорам офицеры, учёные, журналисты и прочая братия на раскладушках ночует — бардак!
ФСБ и УВД перегрызлись мало, что не до стрельбы. Такое дерьмо на шею себе вешать не хочется, но с другой стороны, случись чего — можно и через чин вверх перепрыгнуть, а то и орденок схлопотать, а? Вот и шлют друг другу гневные письма, орут друг на друга в телефоны и все вместе дружно жалуются в Москву. А тем временем горожане и приезжие всеми правдами и неправдами через оцепление пробираются. Да и словечко это — Пришествие — как-то само собой из воздуха возникло… и все с ума посходили.
Престарелые хиппи с кришнаитскими кучками чуть ли не крёстным ходом идти собираются. Особо опасные уже и «сталкерами» себя называют, в Зону рвутся, артефакты разыскивать, с неведомыми космическими Странниками знакомиться. Церковь воды в рот набрала, помалкивает. А уж им-то сам Бог велел паству успокаивать! Да только какая там паства… бабоньки несчастные, чьих детей в Чечне поубивали, да жизнью раздавленные, кто водку пить не хочет и хоть малейшего утешения ищет. А им это Пришествие вроде падения кометы Шумейкера-Леви — ушедших не вернёт и жизни не наладит.
Из Академии наук полторы недели ни ответа, ни привета не было, да вдруг навалило их туева хуча и все бумажками размахивают, мол, пропустить, не чинить препятствий, всячески споспешествовать, всемерно помогать! Размести их как можно ближе к дому, да подачу электроэнергии обеспечь, да связь бесперебойную, да охрану оборудования, да еду-питьё, да… да мало ли чего?