— Вот этого я больше всего и опасаюсь, — сказал Пастухов и замолчал.
«Я тоже», — чуть не ответил ему полковник Голубков.
— Вон она, граница! — крикнул пан Збигнев. — Проскочили! А, холера, свента матка боска!
Под ними мелькнула вспаханная полоса, и потянулась та же самая заболоченная земля, но уже белорусская.
Сверху с ревом пронесся истребитель. Голубков бросился в кабину:
— Подтягивай чуть дальше, к Малоритскому шоссе, и садись прямо на поле. Не угробься только.
В салоне улыбались ребята, стараясь не глядеть на Дудчика. Неприятен и жалок он был в эту минуту.
Самолетик, сопровождаемый звеном истребителей, снизился и запрыгал по кочковатому полю. Когда он остановился, из фюзеляжа, как горох, посыпались на землю люди. Как они только в такую крохотную стрекозу все понатолкались! Наконец высадили и последнего — вынесли на руках, потащили скорее к дороге, где прилетевших дожидалась целая кавалькада машин.
Кто-то возле машин отдал короткую команду, и тотчас один из МиГов завалился набок, пошел резкой дугой вниз, выпустил из-под крыльев маленькую, нервно рыскающую в полете ракету. А через секунду на месте самолетика Збигнева вырос огромный ало-черный куст взрыва...
Боцман разливал по «маленькой».
— Вот послушайте, ребятки, — сказал Док и достал несколько листочков, аккуратно вырезанных из газет.
«БелАПАН. 4 сентября воздушное пространство Беларуси было нарушено неизвестным самолетом с польской территории. На запросы летчик не отвечал и на предупредительные выстрелы никак не реагировал. На подлете к городу Бресту воздушный нарушитель границы был сбит ВВС республики».
— Ну, помянем души «сбитых» нарушителей суверенных границ, — провозгласил Артист.
— Ушица-то! — изнывал Муха. — Не буду пить водку, пока не дадут ухи. Водку положено юшкой запивать.
— Какая водка? — возмутился Боцман. — Чистый самогон!
— Тогда ладно, — сдался Муха.
— А вот еще, — продолжал Док.
«ИТАР-ТАСС. По не подтвержденным официально сведениям, полученным из достоверных источников, вчера на одном из подмосковных военных аэродромов был задержан самолет „Руслан“ с грузом наркотических веществ на борту. Как утверждают, он следовал рейсом с всемирно известного космодрома Байконур».
— Не для прессы, — засмеялся Голубков, — сообщаю: ваш знакомец майор Стрельчинский остался тем не менее на свободе. Он успел продать квартиру и укатил на своей машине в неизвестном направлении, воспользовавшись паспортом, который по вашей милости ему изготовил старичок Егор Кузьмич.
— Видишь, Док, — сказал Боцман. — Впрок пошла человеку наша наука.
— Туда ему и дорога, — отозвался Док. — В неизвестном направлении. Дайте ухи!
— Ухи тебе! За грехи? Рано еще.
— Тогда слушайте.
«Аргументы и факты»:
«...Военным судом бывший полковник ВС России Дудчик признан виновным и приговорен к 12 годам лишения свободы с конфискацией имущества. Помимо этого, Дудчик В.П. лишен воинского звания и всех наград».
— Да уж, — сказал Боцман. — Поделом, конечно. А еще бы лучше, если бы его Амир пристрелил на прощание. Мороки меньше...
— Ладно, не кисните. Есть новости повеселее. — Док перебирал вырезки. — «Известия». Заметка о попытке в ЗабВО продажи пяти военных вертолетов Ми-8 по цене двадцать тысяч долларов за штуку. Груз предназначался неизвестной иностранной фирме. Средняя цена такого вертолета составляет на международном рынке двести пятьдесят тысяч долларов США. А вот еще. Таможенной службой США задержана при попытке ввезти в страну на частном судне списанная ракетная установка РУ-25 советского производства.
— Да хватит тебе, Док, надоело.
— Но это же все о нас. Вот, самое приятное. Об увольнении в отставку генералов...
— Перестань, знаем все это, надоело. Уха готова!
— Политинформация закончена. — Док со своей миской потянулся к ведру с ухой.
— В очередь!
— А знаете, о чем я жалею, ребята, — сказал Артист, отдуваясь после обильной трапезы. — О том, что мало погулял на Карловом Мосту. И что не увидел его Трубач.
— Да, Трубач... — проговорил Муха.
— И Тимоха, — добавил Боцман.
От сельской церквушки, как нарочно подгадав, ударил надтреснутый звон колокола, зовущего к вечерней службе.
— Пойдемте быстрей, ребята, — потянул их Пастух. — Пойдемте, пока служба не началась. А потом вернемся, никто тут моего не тронет, не такие люди...
И вот стоят они все рядом со мной — воины, вступившие в это звание, и спрашивают у себя самих строгого ответа о служении.
Кто мы перед лицом Твоим, Господи?
Воины.
И дело наше — служить так, чтобы убоялись нас идущие красть, которые Бога не убоялись, а услышав бы там лай собак, тотчас возвратились назад, и чего не сделал страх Божий, то успел бы сделать страх зверей.
Страх псов господних...
Семь свечей, поставленных нами, горят в храме.
Две свечи за упокой души убиенного Тимофея Варпаховского по кличке Тимоха и за упокой души убиенного Николая Ухова по кличке Трубач.
А перед образом Георгия Победоносца, покровителя пахарей и воинов, стоит свеча во здравие Ивана Перегудова по прозвищу Док.
И во здравие Дмитрия Хохлова по прозвищу Боцман.
И во здравие Семена Злотникова по прозвищу Артист.
И во здравие Олега Мухина по прозвищу Муха.
И еще одна, за Константина Голубкова, которого мы зовем Полковник, — потому что он был с нами в этот раз, как простой воин.
А последняя свеча, которую держу я в руке своей, — моя.
Бывшего капитана Российской армии Сергея Пастухова.
Воина и пса господня по кличке Пастух.