Тогда Шапка только взглянул на нее. «О, — сказал он, — тебе нравится моя фуражка?»
Она вошла за Холи-о и ребятами в темный кинотеатр, и все направились в кабинет Холи-о, чтобы отпереть Ровену и забрать выручку от лотка со сластями. Холи-о держал Ровену с ее выручкой в своем кабинете, пока не приедут ребята-инкассаторы. Раньше, еще с год назад, он на время последнего сеанса запирал конфетную кассу в дамском туалете, но потом в «Одеон» повадились ходить и женщины — такие уж настали времена, — и туалет приходилось открывать.
Ровена, поставив на пол у ног свой ящик с выручкой, куталась в зеленое пончо, словно ей было холодно. В кабинете Холи-о было вовсе не холодно, зато сильно пахло марихуаной, которую курила Ровена.
— Салют, подружка! — поздоровался Шапка с Ровеной.
Ровена, покусывая нижнюю губу, невидяще смотрела сквозь квадратные очки.
— Салют, — ответила она, очнувшись. — Салют, Шапка!
Ровена была настоящая бестолочь, и, конечно, Мардж рассказала ей о том своем конфузе. И сейчас покачала головой: дуреха Ровена.
Они высыпали дневную выручку на стол Холи-о, и второй инкассатор принялся подсчитывать ее.
— Что за дела? — спросил Шапка Холи-о. — Всем так нравится моя фуражка?
Холи-о неодобрительно покачал головой. Шапка собрал деньги в свою сумку.
— Это просто фуражка, — сказал он. — Моя фуражка.
— Точно, — весело сказала Ровена.
Шапка посмотрел на Холи-о, моргнул и перевел взгляд на нее. Улыбающаяся Ровена отвернулась от озадаченного Шапки, взглянула на сурового Холи-о и вновь на Шапку.
— Точно? — переспросил Шапка. — Что — точно? Что ты имеешь в виду?
— Да ничего такого, — ответила Ровена. — Просто что это точно твоя фуражка. — Ее улыбка стала еще шире, но уже не такой веселой. — И больше ничего.
— Точно, — пропел фальцетом Шапка, вынося сумку из кабинета.
Напарник последовал за ним. «Точно!» — подмигнул он Ровене.
— Счастливо, ребята, — попрощался с ними Холи-о.
— Счастливо, Холи-о.
Холи-о был недоволен.
— Ты что, — накинулся он на Ровену, — дура? Совсем ничего не соображаешь? — Он замахал руками, разгоняя запах марихуаны. — Посмотри, что ты делаешь.
— Это просто дым, — оправдывалась Ровена.
— Смотри, можешь вылететь с работы, — предупредил ее Холи-о.
Последние минуты фильма Мардж и Ровена простояли за последним рядом кресел. На экране длинноволосые молодые люди дымили травкой и занимались оральным сексом между затяжками. Публика на последнем сеансе вела себя спокойно, не шумела, слышно было только хриплое, прерывистое дыхание да шорох одежды. Когда зажегся свет, Мардж с Ровеной отступили к двери кабинета Холи-о; «бродяги» толпились в среднем проходе, и близкое присутствие молодых женщин иногда их нервировало. Холи-о наблюдал за выходящими зрителями — дубинка торчала из его нагрудного кармана, как сигара.
Когда зал опустел, Холи-о проверил дамский туалет, не укрылся ли там кто-нибудь, и Мардж с Ровеной заперлись в нем. Ровена пошла в кабинку и закурила самокрутку.
— Большинство из них — китайцы, — сказала она Мардж. — Ты заметила?
При упоминании национальности из тьмы руин, оставшихся от прогрессивных убеждений Мардж, прозвучал смутный сигнал опасности.
— Конечно, — ответила она. — Китайцев секс интересует так же, как всех.
Ровена задумчиво протянула самокрутку Мардж.
— Думаю, китайцы смотрят на это иначе. Думаю, для них важна красота тела, эстетика.
— А я думаю, они дрочат.
— Они могут заниматься и тем и тем, — не отступала Ровена. — Я имею в виду — почему красоте обязательно быть платонической? Это чисто западный завис. Иудеохристианская традиция, которой у них нет. Понимаешь?
Мардж копалась в своей черной, из кожзаменителя сумке, которую оставляла в запертом кабинете Холи-о с Ровеной.
— Ты права, — не стала она спорить. — Иудеохристианская.
— Точно, — сказала Ровена. — В которой секс — это что-то унизительное.
— Помню, у меня в сумке была пачка сигарет, — сказала Мардж. — Абсолютно уверена, что была.
— О черт! — всполошилась Ровена и вернула Мардж ее сигареты.
— В следующий раз проси разрешения, — сказала Мардж. — Пожалуйста.
Она достала из сумки расческу и причесалась перед зеркалом. Хотя ей было всего тридцать, кое-где в ее темных волосах уже проглядывали седые нити. Это красиво, подумала она.