— Ну, здравствуй, Клочков, — произнес, спускаясь с крыльца, носитель папахи.
— Здравствуй, здравствуй, — ухмыляясь, проговорил полковник, по-прежнему держа руки в карманах.
— Говорил же я тебе, Владимир Константинович, что следующая наша встреча будет последней?
Вслед за «профессором» как тень двигался Алик.
— Да, я уж догадался. — Клочков по-прежнему нагло ухмылялся. Потом, вытащив руки из карманов, расправил плечи и громко произнес: — Давай не будем затягивать процедуру, Логинов.
— Закон гор, — улыбнулся Логинов. — Слово гостя — закон для хозяев.
По-видимому, это был условный сигнал: от толпы боевиков отделился здоровенный детина, перепоясанный патронташем и в обрезанном по пояс тулупе. В два прыжка он достиг Клочкова, огромная, как лопата, ладонь опустилась на плечо полковника, пальцы сжали погон.
В следующий момент Клочков перехватил руку, резко до хруста ее вывернул и, когда верзила согнулся пополам, нанес ему сокрушительный удар носком ботинка в лицо. Верзила вскрикнул и повалился на брусчатку площади. Выпустив обмякшую руку, Клочков метнулся к стоящему почти рядом Логинову, но Алик его опередил. Короткий удар в челюсть сбил полковника. А когда тот попытался встать, на него навалились сразу несколько боевиков и поставили на колени, заломив за спину руки.
— Сам напросился, Владимир Константинович, — назидательно проговорил Логинов. — Я ведь тебе предлагал жить как человеку. Настоящему человеку, ни в чем себе не отказывая. А ты не захотел, так что не взыщи.
— Это ты человек? — прохрипел под тяжестью тел Клочков. — Тварь перестроечная, перевертыш сраный.
— Политика здесь ни при чем, — вяло парировал Логинов.
— Да, политика ни при чем. Ты, сука, использовал политику, чтобы вылезти из своего провинциального дерьма и побольше урвать, используя свое положение.
— Каждый хочет жить лучше, я и тебе предлагал. Ты, полковник, отказался, принципиальный дурак хуже врага. Почему? Даже с врагом можно договориться, подписать перемирие, а если повезет, сделать его союзником. А с дураком нельзя договориться, у него на первом месте принципы. Ты сам напросился.
— Да, — обмякнув, негромко ответил Клочков, — теперь мне стоит лишь пожалеть, что я отказался от предложения. Но не твоего, бандит. А от предложения Каскадера, он еще в девяносто втором году предлагал мне тебя грохнуть. А я, дурак, не соглашался, считая, что действовать надо по закону. А для таких, как ты, закона не существует, с тобой надо поступать, как ты поступаешь с другими.
— Мне надоело это слушать, — морщась, произнес Логинов, — кончайте его.
Алик, повернувшись к бородатому чеченцу, что-то крикнул тому на своем языке.
Бородач вынул из ножен кинжал и бросил его Алику.
Поймав кинжал за рукоятку, Алик приблизился к стоящему на коленях Клочкову и ухватил его за волосы.
Блестящий клинок рассек горло Владимира Клочкова слева направо, перерезав обе артерии и кадык. Боевики отпустили умирающего чекиста, и он задергался в предсмертных судорогах.
Донцов еще в начале потасовки под стволами автоматов был оттащен в сторону и сейчас видел, как умирал Клочков. Возле лица полковника образовалась лужа густой крови.
Боевиков уже не интересовала чужая смерть, их ждал шашлык.
* * *Следующую ночь Олег Донцов провел не в холодном хлеву с овцами, а в глухом утепленном сарае. Чтобы пленник не закоченел, чеченцы бросили ему старую пастушью бурку.
Забившись в дальний угол сарая, Олег завернулся в бурку. Через несколько минут он согрелся, а согревшись, сомлел и провалился в темноту сна. Уютная бурка стала для старшего оперуполномоченного спасительным коконом, защитившим сознание от пережитого ужаса последних дней.
Пробудился Донцов, когда услышал крик охранника:
— Эй, русский, просыпайся.
В бурке было тепло, не хотелось шевелиться, но охранник не желал ждать.
— Вставай, свинья, — раздался крик часового, и в бурку врезался осколок горной породы размером с куриное яйцо.
— Чтоб ты сдох, — проворчал в сторону открытой двери Олег, выбираясь из уютного убежища. Расправив плечи, он пошел на свет, проникавший из-за головы охранника.