– Товарищи офицеры, смирно!
Седовласый и седоусый генерал-полковник вышел в центр плаца. Чуть помедлив, он развязал тесёмки простой картонной папки, извлёк из неё лист бумаги, прокашлялся в кулак и монотонным голосом зачитал:
– Указ Президента Российской Федерации. От двадцать второго мая тысяча девятьсот девяносто четвёртого года. В связи с тем, что во время событий, связанных с незаконными антигосударственными действиями группы лиц, называвших себя Верховным Советом Российской Федерации, и происходивших с двадцать первого сентября по четвёртое октября тысяча девятьсот девяносто третьего года, батальон особого назначения при Совете Безопасности Российской Федерации не выполнил прямое распоряжение Председателя Совета Безопасности и Верховного Главнокомандующего, Президента Российской Федерации о проведении акции силового воздействия по отношению к сторонникам так называемого Верховного Совета, приказываю, – генерал-полковник сделал паузу, чтобы дать «партизанам» возможность проникнуться важностью момента, – в месячный срок расформировать батальон особого назначения при Совете Безопасности, офицеров батальона уволить с действительной службы без права восстановления в рядах Вооружённых сил Российской Федерации…
«Партизаны» никак не выказали своих чувств. Они слишком ценили воинскую честь, чтобы допустить потерю лица под занавес службы. К тому же, все они понимали, что Президент по большому счёту действует по справедливости, отказывая им в праве на дальнейшее существование в виде боевого подразделения: однажды нарушив приказ, они больше не могли считаться «надёжными» и должны были уйти, освободив место кому-нибудь другому – более верному и исполнительному.
Генерал-полковник закончил чтение Указа и спрятал его в папку. Огляделся вокруг с таким видом, словно не понимал, где находится, потом снял фуражку и рукавом отёр выступивший на лбу пот.
– Так-то вот, хлопцы, – сказал он куда менее официальным тоном. – Президент предательств не прощает. Вы ему присягали? Присягали. Клялись строго выполнять приказы командиров и начальников? Клялись. Чего ж вы заартачились?
Строй молчал. Генерал-полковник нахмурил седые брови.
– Никто не хочет ответить? Стыдно стало?
– Никак нет! – раздался звонкий голос. – Не стыдно!
– Ага, – генерал-полковник наклонил голову. – Кто сказал? Выйти из строя на два шага!
Двигаясь по-уставному чётко, из строя вышел один из «партизан», в миру известный как военный лётчик, капитан запаса Сергей Золотарёв.
– Почему тебе не стыдно, солдат? – спросил генерал-полковник.
– Мы Президенту не присягали, – напомнил Золотарёв. – Нет в присяге таких слов. Мы Отечеству присягали. И российскому народу.
– Во-от оно как? – генерал-полковник помолчал. – Правыми, выходит, себя считаете? Несправедливо обиженными?
– Никак нет, товарищ генерал-полковник, – отозвался капитан запаса. – Нас обидеть трудно.
Слова Золотарёва озадачили генерала-полковника. Он снова отёр пот.
– Чем же вы на гражданке заниматься-то будете? – невпопад поинтересовался он, выдав тем самым свои собственные потаённые страхи.
– Тем же, чем и занимались, – браво отвечал Золотарёв. – Как всегда…
Спирта было хоть залейся.
– Отвальная, так отвальная, – бесшабашно заявил Игорь Шамраев и выставил весь свой неприкосновенный запас: пять двадцатилитровых канистр.
– Это дело, – оживились офицеры.
К канистрам прилагались ящики с армейской тушёнкой, мешки с молодой картошкой, морковкой, луком и снулая компания окуней, выловленных в ближайшей речке под руководством заядлого рыбака лейтенанта Мазура. Закуска простая, но зато проверенная временем.
Рассевшись кружком, младшие офицеры принялись чистить корнеплоды. Капитан Верлинов, который славился не только своими феноменальными познаниями в современной электронике, но и умением вкусно готовить, взял на себя рыбу, отослав подчинённый ему взвод технического обслуживания в лес за валежником. Не прошло и часа, как на разведённых по всему лагерю кострах уже «доходила», распространяя неземное благоухание, замечательная уха.
Спирт разбавили и разлили по алюминиевым кружкам. Первый тост, как и положено, произносил командир «расформированного» подразделения – подполковник Звягин.
– Товарищи… – начал было он, но спохватился и сменил тон: – Мужики, мы служили с вами шесть лет. Что бы о нас ни говорили, служили мы честно и справлялись со своими обязанностями в меру сил и способностей. Да, у кого-то могут быть претензии к нам, но мы всегда имели право на выбор, и мы свой выбор сделали. За это я и хочу выпить. За право выбора!
Весьма необычный тост для командира батальона особого назначения, но здесь не было обычных людей, и его тост с воодушевлением поддержали. Потом все принялись хлебать обжигающе горячую уху, а майор Бояров, который с другими старшими офицерами разместился у командирского костра, спросил:
– Слышь, Леонид, а чего ты к Президенту не пошёл, когда он тебя в декабре вызвал? Глядишь, не было бы этого указа.
Звягин неторопливо проглотил ложку ухи, закусил хлебом и ответил так:
– Знаешь, я подумал: а зачем мы друг другу? Я без него проживу. Он без меня – тем более.
Майор Говорков, замполит батальона, громко фыркнул и расплескал уху.
– А если серьёзно? – настаивал Бояров, вызывая командира на откровенность. – Вон Зайцев пошёл, и всё тип-топ.
– Видишь ли, Саша, – Звягин потянулся к черпаку и подлил себе горячего варева, – я давно и, не побоюсь этого слова, пристально наблюдаю за внутренней политикой нашего государства. Это, конечно, не входит в число моих обязанностей. Более того – очень многим из тех, кто отдаёт мне приказы, хотелось бы, чтобы я вообще на подобные мелочи не обращал внимания. Но по-другому я не могу. И не умею…
Его монолог на некоторое время прервался, потому что лейтенант Кирилл Мазур захотел произнести тост за «тех, кто в сапогах». За братьев, тянущих солдатскую лямку, сам Бог велел выпить, и всем снова пришлось вставать, потому что за «братьев» пьют стоя.
– А мы ведь, получается, дембеля, – глубокомысленно изрёк Говорков после того, как все вернулись к своим мискам. – Вот уж не думал, что дембельнусь так скоро.
– Никто не думал, – буркнул командир первого взвода Давыдов. – Но вы не закончили, товарищ подполковник.
– О чём я?.. – наморщил лоб Звягин. – Ах да… В общем, я привык быть в курсе общей политики, потому что именно в ней вижу источник наших побед или поражений. И с какого-то момента политика, проводимая в жизнь нашим Президентом, перестала меня устраивать.
– Вот как? – удивился Бояров. – Ты никогда этого нам не говорил.
– Не говорил, – кивнул подполковник, – потому что не видел необходимости. До этого понимания каждый доходит сам. Или не доходит.
– Ясно. И чем же тебя наша внутренняя политика не устраивает?
– Хотя бы тем, что она направлена на разрушение государственности как таковой.
На несколько секунд за «командирским» костром воцарилось молчание.
– Эк ты его, – пробормотал наконец Бояров. – Сильно сказано, Лёня. Придётся обосновать.
– Сейчас обосную, – Звягин отставил миску с остатками ухи. – Меня с детства учили, что государство может существовать только тогда, когда его граждане не отделяют себя от своей собственной страны. В основе любого проявления сепаратизма лежит прежде всего мысль о сепаратизме, то бишь внутренняя готовность человека отделиться, играть по другим правилам. Это на более высоком уровне осознания придумываются идеи и лозунги: суверенитет, самоопределение, национальная гордость, «Аллах, акбар!» и «С нами Бог!». Так вот, власть наших «демократов» сумела за эти последние годы выдвинуть мысль о сепаратизме на передний план. Это было им выгодно. Остаётся выгодным и поныне. Тоже ведь способ управлять: одни озабочены вопросом самоопределения, другие лелеют «имперские амбиции», все вместе – при деле. Выгодны новой власти оказались и локальные войны. Под благовидным предлогом можно такой куш сорвать, что всяким чурбановым и не снился. Они не понимают только одного: раньше или позже государство от их усилий рухнет, и тогда пострадаем не только мы, но и они. А я это понимаю, потому и не хочу быть соучастником, и как следствие – виновником разрушения моей страны.