В отсутствие Яромира Войгнев сумел незаметно захватить власть, поставить всюду своих наместников, заполонить своими людьми княжеский двор. Он стал ходить за Этайн по пятам, пытаясь уговорить ее предать мужа. Слишком поздно поняла княгиня коварные замыслы негодяя, слишком чиста и невинна, слишком благородна она была. Войгнев отрезал ее от всех близких людей, не допуская верных слуг. Этайн день ото дня теряла силы, она плакала по своей дочери и супругу, по своему народу и отцу, по своей земле, по всему, что больше так и не увидела. Она зачахла, словно нежный росток, лишенный солнца и дождя. Войгнев погубил свою любовь, и ему осталось лишь рыдать над бездыханным телом. Этайн умерла от тоски, так и не дождавшись мужа.
До князя все же дошли слухи о том, что творится в его дворе, и он со всей возможной и невозможной скоростью поспешил домой. Увы, было слишком поздно. Яромир нашел лишь могилу, уже заросшую молодой травой.
Велик был гнев и безгранично горе князя. Но из-за спешки он вернулся в Стародуб лишь с малой дружиной. Слишком скудны были его силы, и он не мог противостоять захватчику. Войгнев очерствел, свою скорбь он утопил в жажде власти и только одного желал теперь: уничтожить род Яромира, вырвать с корнем все воспоминания о нем и самому править его землями.
Жгуча была ненависть между ним и князем. Оба винили друг друга в гибели Этайн.
Все происходило слишком быстро в этой череде несчастий, и я не успел предотвратить беду. Когда мы с братьями Этайн прибыли в Стародуб, все самое худшее уже случилось. Я нашел твоего отца в собственной опочивальне, истекающим кровью. Перед смертью он успел сказать, что его ранил Войгнев. Умирающий князь попросил меня лишь об одном. Защитить свою дочь, которую укрывали верные слуги.
Гнеда сидела, уставив невидящий взгляд перед собой.
– Мое настоящее имя, – осипшим голосом вымолвила она и остановилась, словно собираясь с силами, чтобы произнести его вслух, – Яронега?
Фиргалл улыбнулся одним уголком рта и кивнул.
– Ты не любил моего отца? – тихо спросила она.
– Не любил? – Губы сида сомкнулись в жесткую черту. – Твой отец был храбрым и отважным воином. Не самым лучшим правителем. Плохим супругом. Но его любили люди. Ты очень похожа на него. – Он пристально посмотрел на Гнеду. – И гораздо меньше на мать, – добавил сид вполголоса, отведя взор от девушки. – Мне не за что любить его. Он забрал у меня женщину, составлявшую весь смысл моей жизни, и не сберег ее.
Голос Фиргалла стал тихим, и в глубине янтарных глаз Гнеда увидела отсвет такой черной ненависти, что невольно съежилась.
– Что случилось после того, как отец… князь… когда его не стало?
– Яромир умер на моих руках, но я не успел погрести его тело, как подобало упокоить князя. В ближних чертогах уже слышались топот ног и бряцание оружия. Войгнев дал приказ разыскать единственную оставшуюся в живых из рода его врага. Мне не оставалось ничего иного, как спрятать младенца за пазуху и выбираться с княжеского двора.
Я был готов к подобному исходу, поэтому мой конь и горстка преданных людей ждали неподалеку. Чудом я ушел от преследователей, чудом сумел увернуться от мечей, обрушившихся на меня со всех сторон. Провидение вело меня и защищало тебя. Прорвавшись через стражей у ворот, я вскочил в седло. Знал, что за мной немедля снарядят погоню, и замучил коня до полусмерти. Мои враги шли по следу, а силы были на исходе. Я боялся погубить тебя, ведь ты была совсем крошкой и нуждалась в питании и сне. Но в твоей груди бьется сердце князей, и оно помогло выдержать скачку. До владений сидов было слишком далеко, и ни одна лошадь не домчала бы нас туда. Я добрался до Суземья и решился на единственно возможное: мне было известно, что в одной из деревушек, в старой Веже, оставшейся там еще от крепости Первых Князей, живет достойный человек по имени Домомысл. Слава врачевателя и ученого мужа шла впереди него, достигнув и меня, и, хотя я никогда прежде не встречался с ним, мысль о том, что я могу поручить ему твою жизнь, родилась мгновенно. Так ты и оказалась в глуши, вдали от вотчины, и воспитывалась как подкидыш.
Я не мог твердо знать, что враги не найдут тебя, но и вернуться за тобой не посмел – так я еще вернее мог погубить тебя. Мне оставалось лишь ждать и внимательно, но тайно наблюдать за тем, как ты растешь. И я понял, что не ошибся в выборе. Домомысл чувствовал, что ты не простое дитя, и старался вложить в тебя как можно больше. Ты ведь и сама ощущала свою особость, не так ли? Но если раньше это угнетало тебя, отдаляя от людей, то теперь все изменилось. Я беру тебя под свою опеку.