Темные круги появились под глазами не только у Мэй, но и у мамы. Мэй изо всех сил скрывала происходящее, однако трудно было не заметить, что она постоянно сплевывает и повсюду бросает соль. Мэй цепляла на себя каждую серебряную вещь, которая находилась в доме. Она привязала на пояс все столовое серебро и носила его точно юбку, а на рубашку приколола ониксовую брошь.
Мэй собрала всю еду, какую могла унести, наполнила флягу водой и построила вигвам в самом дальнем углу своей комнаты. Туда она перенесла свою коллекцию серебряных долларов и сухую ветку барвинка из маминого венка. У входа Мэй поставила табличку с надписью «НЕ ВХОДИТЬ». Вигвам стал убежищем для девочки. Там она лежала, свернувшись калачиком, и ждала привидений.
Во Мхах произошла еще одна перемена. Вслед за призраками в дом хлынули письма, буклеты и каталоги из пансиона Святой Агаты. Ворох уже не помещался в руках у миссис Берд и засыпал весь кухонный стол. Мэй держалась от этих бумаг подальше, а вот миссис Берд штудировала их на полном серьезе, подолгу засиживаясь на кухне с кружкой чаю в одной руке и брошюрой — в другой.
— Представляешь, Мэй, они даже учат, как при первой встрече понравиться новому знакомому. Здорово, правда? Ты ведь не отказалась бы?
Мэй стала бояться выходить наружу. Она избегала маму, мигрируя из комнаты в комнату — из одной гостиной в другую, оттуда в библиотеку, потом в одну из четырех лишних спален или в мансарду, чье окно располагалось выше всех остальных.
Она не знала, что ищет. Но ей казалось, что если она поищет как следует, то найдет, как спастись от пансиона. Мэй прижималась лбом к оконному стеклу и смотрела на лес. Пессимист, как правило, крутился у нее за спиной, потом ему становилось скучно, и он убегал.
Мэй думала о Хозяйке Северной фермы. Теперь, когда мама смотрела на дочку так, словно у той выросла вторая голова, для девочки стало необычайно важно знать, что она кому-то где-то нужна. Верилось в это с трудом, но думать, что кто-то не считает ее никчемной, было так заманчиво.
Вот почему ей снова захотелось пойти на озеро. Странное желание. Когда Мэй об этом думала, она чувствовала себя так, словно у нее выросло не две, а три головы.
Было полпервого ночи. Мэй сидела в своем вигваме и читала «Сверхъестественное от А до Я», свободной рукой баюкая Пессимиста. Она как раз переворачивала страницу, когда дверь в комнату скрипнула. Девочка застыла, не смея даже голову повернуть.
На вигвам надвинулся гигантский силуэт. Мэй похолодела. Некто вытянул руку, и его длинная тень обвилась вокруг стенок шалаша.
Мэй не удержалась. Она завопила что было мочи, откатилась в сторону и повалила вигвам. Он рухнул прямо на нее. Завывая от ужаса, девочка все больше запутывалась в одеялах. Наконец чьи-то руки сорвали их. Над Мэй с вытаращенными глазами стояла мама. Никаких привидений в комнате не было и в помине.
— Сегодня же утром собираем вещи, — холодно сказала миссис Берд. — Снимем номер в гостинице и подумаем, как быть с Нью-Йорком. — Она тряхнула головой и помассировала прикрытые веки. — С меня хватит, Мэй!
Девочка перекатилась на спину. В уголках ее глаз блеснули слезы, по щекам потекли ручейки, но мама только плотнее сжала губы и ушла.
Спустя примерно полчаса Мэй вытерла глаза, встала и крадучись вышла в коридор. Мамина дверь была закрыта, и свет в ее комнате не горел. Девочка вздохнула. Озираясь в поисках привидений, она поднялась в мансарду.
Мэй прижалась носом к восточному окну. По стеклу побежали дорожки слез. Деревья смотрели на нее, как старые друзья. А Нью-Йорк был так далеко! Почти как Луна.
— Мяу?
Даже Пессимист понимал, что громко говорить сейчас нельзя. Мэй взяла его на руки и крепко обняла. Они стали смотреть в темноту за окном вместе.
— Что же нам делать? — прошептала девочка, прижимаясь щекой к усатой морде.
Где-то за деревьями слабо замерцал голубой огонек.
— Миау, — ответил Пессимист, что означало: «Не знаю».
— Я боюсь, — вздохнула Мэй.
Она опустила кота на пол и тихонько вернулась в свою комнату.
Пессимист спал в ногах у Мэй, свернувшись крендельком. Ему снился луг, полный бабочек. Лапки кота довольно подергивались. Во сне он ловко цеплял когтями порхающих мотыльков и ел их. Мэй, в отличие от него, не спала. Она лежала на спине, в черной шелковой рубашке от пижамы, и, широко раскрыв глаза, смотрела на колокольчики с подвесками-стрекозами. Девочка то садилась на постели, то снова откидывалась назад, ворочалась, вытягивая ноги в одну сторону, а руки — в другую. Под коленками собирался пот. Губы печально кривились. В кулаке Мэй сжимала письмо.
Потихоньку, чтобы не разбудить кота, она выбралась из постели. Девочка вытащила из комода блестящий черный купальник. Если уж ей суждено встретить озерное чудище, она встретит его как воин.
Одевшись, Мэй встала на цыпочки, достала с полки кварцевый камешек и положила его в карман, на счастье. Затем взяла фонарик, висевший на крючке рядом с биноклем, а потом собрала все для защиты от привидений: серебро, оникс и соль. Наконец, Мэй запихнула в карман таинственное письмо.
В небе вовсю светили звезды. Девочка остановилась на лужайке и посмотрела на дом. Он сиял. Яркий лунный свет заливал его кривые очертания, оседающую крышу, пристройки, которые лепились тут и там. У Мэй в животе заворочалось тяжкое предчувствие: а что, если она больше не вернется?
— Ерунда, — шепнула она сама себе.
Девочка повернулась и зашагала к лесу.
Деревья, издали похожие на частокол косых черных палок, медленно приближались. Наконец Мэй остановилась на краю леса. Вглядываясь в чащу, она приметила запоздалого светлячка. Давно пора было спать, а он все летал, все искал себе друга.
Мэй в последний раз обернулась на дом, вдохнула и шагнула вперед.
Глава седьмая
Свет под водой
Озеро было похоже на черную дыру, его глянцевая гладь совсем застыла. Мэй остановилась на краю леса и посветила фонариком на воду, затем по берегам, зорко всматриваясь в темноту и прислушиваясь к малейшему шороху. На этот раз пробраться сквозь дебри было нетрудно, ведь Мэй знала, что ждет ее на другом конце. Правда, острые колючки все равно изодрали ноги. Девочка наклонилась и легонько потерла царапины.
В кустах за спиной что-то зашуршало. Подпрыгнув, Мэй развернулась и нацелила на них фонарик. Заросли качали ветками и тряслись.
На опушку выбежало крошечное создание.
— Киса!
Пессимист подбежал к хозяйке и потерся об ноги. Девочка взяла его на руки, отнесла обратно и поставила на землю. Потом ткнула пальцем на лес. Кот повернул голову.
— Иди домой. Домой.
— Миау.
— Не валяй дурачка! — Мэй топнула ногой. — А то отшлепаю! Домой.
Но Пессимист не двинулся с места.
— Ладно, — сказала девочка. — Тогда стой здесь.
Она зашагала к озеру.
— Ай!
Мэй подскочила и запрыгала на одной ноге. Фонарик полетел в сторону.
— Киса!
Она села на землю и недоуменно уставилась на ногу: по пятке стекали две струйки крови.
— Ты чего?
Кот сел рядом, сочувственно мяукнул, но все-таки упрямо поднял мордочку вверх.
— Миау. Миэй.
— Домой иди!
Мэй вскочила и затопала ногами. Кот опрометью бросился прочь, но, добежав до границы дебрей, остановился и пополз назад.
— Мя?
— Отстань! Брысь!
Мэй замахала руками, будто хотела его ударить. Наконец кот скрылся в колючих зарослях.
Скрестив руки на груди, Мэй стояла, терпела боль в ноге и ждала, пока он вернется.
Тишина.
— Брыыысь! — завопила она снова, но, похоже, без всякого толку. Пессимист убежал. — Киса?
Мэй куснула ноготь. Главное, чтобы кот вернулся домой целым и невредимым. Она подняла фонарик и включила его. Нужно было найти вещи, которые она побросала в суматохе. И вдруг свет погас. Кончилась батарейка.