Наконец перед путниками возник огромный рекламный щит с жирной красной стрелкой, направленной вертикально вниз, и пламенеющей сверху надписью: «ВЫ НА МЕСТЕ! К ПАРКУ РАЗВЛЕЧЕНИЙ “БЕЗДНА СКОРБИ” — СЮДА».
— Тыквер… — прошептала Мэй. Она старалась не двигать руками, притворяясь, что они все еще связаны. Тревога и страх росли. Плана по-прежнему не было. Пристроившийся рядом Шкиппи, который уже несколько минут шагал бок о бок с Мэй, тоже не добавлял оптимизма.
— Говорят, он так скулил, так молил… Дружок твой.
— Что? — встрепенулась Мэй.
— Умолял, говорят, о пощаде. Во всех газетах писали. Ну и поглазеть, конечно, целая толпа набежала. Конечно, он же знаменитость, все такое. Но его все равно забрали.
— Кого?
Шкиппи кивком показал на карман, куда Мэй сунула снимок Тыквера.
Мэй недоуменно прищурилась, чувствуя, как заныло в желудке:
— Не понимаю, о чем вы.
— Как? — вытаращился Шкиппи. — Про своего закадычного дружка и не знаешь? — Он недоверчиво рассмеялся. — В Навсегда ни одной души не найдется, которая бы не слышала. Во всех газетах было. С голограммами и прочим. Он пытался сбежать, через весь город, куда-то в эти края намылился. Вроде как Кливил его самолично отловил. Превратил его в ничто, прямо не сходя с места.
Каждое слово звоном отдавалось у Мэй в ушах. Она скрестила руки на груди, чтобы не тряслись, и замотала головой. Ее душили слезы.
— Не верю…
— Вот. — Порывшись в заплечном мешке, Шкиппи вытащил потрепанную старую газету. — Сохранил на память. Все оставляли, он же знаменитость, не просто так.
Он протянул газету Мэй. На передней странице красовались два гуля — и между ними пустота. «ЛЮБИМЕЦ ПУБЛИКИ ОБРАЩЕН В НИЧТО МАНОВЕНИЕМ РУКИ».
Мэй судорожно всхлипнула.
— Плачешь? А толку?
Мэй вытерла горючую слезу.
— Теперь-то что плакать, ничего не попишешь.
— Оставь ее. — Колченогий Пити вытянул из кармана засопливленный платок и сунул его Мэй, но мокрая тряпочка повисла в безвольной руке.
Тощий Шкиппи выхватил из кармана водяной пистолет:
— Кончай бодягу, Пити. Надоело ждать попусту. — Он наставил дуло на Мэй. — Что-то сдается мне, куколка, не знаешь ты ни про какое сокровище.
Палец на спусковом крючке сжался. Но Колченогий Пити успел закрыть Мэй собой, вытаскивая собственный пистолет.
— Если хоть один волос упадет с ее головы… — прорычал он.
Шкиппи захохотал:
— Ну тогда, счастливого путешествия, Пити…
Вжиииииииии!
Подскочив от неожиданности, тати уставились на горизонт, где возникли три черные точки.
— Вампиры! — прошептал Пити.
Мэй подхватила Пессимиста на руки и, отшвырнув веревки, пустилась наутек.
— Убегает! — заорали за спиной. Обернувшись, Мэй увидела шайку татей, которые неслись следом, выхватывая пистолеты на бегу. — Стоять, ни с места!
Но Мэй летела вперед. Сзади послышался нарастающий визг и скрежет, а потом ее накрыла черная тень. Посмотрев через плечо, Мэй успела увидеть, как пара бледных рук уносит Тощего Шкиппи ввысь и как тот роняет отобранный у Мэй лук со стрелами. Остальные тати при виде вампиров разбежались.
Мэй закусила губу, глядя на оружие, валяющееся в песке, и метнулась подбирать. Когда она выпрямилась, на нее как раз пикировал вампир. Мэй оглянулась. Можно опять кинуться наутек, но если вампир увидит, как она вбегает в «Бездну скорби», там он ее точно выследит.
Мэй усилием воли заставила себя стоять смирно.
Натянула тетиву, прицелилась в приближающегося вампира — изо всех сил надеясь, что еще помнит, как это делается, — и выстрелила, чуть не сев на землю от сильной отдачи. Вампир обратился в камень на лету и просвистел мимо. Мэй, сама не верившая, что получится, удивленно уставилась на лук.
Однако истошный визг в вышине тут же привел ее в чувство.
Мэй бросилась к «Бездне скорби».
До вывески оставалось буквально несколько шагов — и никаких признаков входа. Оглянувшись, Мэй увидела, что вампиры закладывают вираж, устремляясь к ней. Тогда она прокатилась по песку, словно на коньках, и въехала под щит с вывеской. Вампир пролетел прямо над головой. И тут Мэй поняла, что все еще катится, катится — а потом проваливается куда-то в темноту.
Глава одиннадцатая
Бездна скорби
Мэй с Пессимистом крутило и вертело по стенкам какой-то темной чаши, словно воду, смывающуюся в слив раковины. Потом они полетели с высоты. Мэй решила, что сейчас они расшибутся в лепешку, но они все падали и падали. Отверстие наверху сжалось до размеров булавочной головки. Наконец Мэй на что-то приземлилась — и ее тут же подкинуло обратно в воздух, она снова шлепнулась и снова подпрыгнула. Что там пружинит, она не видела, вокруг стояла кромешная тьма, но похоже было на батут. Постепенно высота прыжков сокращалась, и вот Мэй уже лежит ничком на пружинистой сетке. Пессимист плюхнулся ей на голову. Перекатившись, Мэй сползла с края и мешком обрушилась на землю.