— О-о-о, скрипучие крекеры! — восхищенно выдохнул Люциус и ослепительной вспышкой метнулся прочь. Мэй растерянно уставилась ему вслед.
— Кошмарная ночка! — произнес кто-то светским тоном за спиной. Мэй обернулась. Изящно пригубив черную жидкость в хрустальном бокале, на нее смотрел кавалер в парчовом камзоле и белом парике.
— Да-да, — кивнул другой призрак, и оба чуть подвинулись, принимая Мэй в свой круг. Видимо, так все и общаются на балах.
Мэй вежливо качнула головой и тоже пробормотала:
— Наверное.
— Кошмарнее этой была, пожалуй, только та ночь в тысяча восемьсот девяносто третьем году, когда меня съели новогвинейские пигмеи, — подхватил торжественным тоном кавалер с густыми закрученными вверх усами.
Оркестр продолжал играть. Мэй вежливо слушала бесконечные подробности жутких историй, перемежающиеся разговорами о погоде, и то и дело ловила на себе любопытные взгляды. По спине побежал холодок. До нее доносились обрывки перешептываний — про ее платье, про Люциуса (который, замотавшись в портьеру у клавесина, тайком сыпал чесоточный порошок в прическу Марии-Антуанетты), про гостиницу «Вечный покой», где они остановились. Обладатель пышных усов все вещал и вещал, рассказывая, как они с Фернаном Магелланом (он показал на сидящего в углу призрака) столкнулись с полтергейстами на Чахлом пригорке в самом начале своей загробной жизни. Слушая вполуха, Мэй начала поглядывать вокруг, на любопытствующих, гадая, известно им что-то или нет.
— Милочка!
Мэй поняла, что обращаются к ней. Встретив пустоту на плечах стоящей перед ней дамы, она поспешно перевела взгляд вниз. На нее в упор смотрела голова в высоком пудреном парике, с черной мушкой над верхней губой.
— Простите? — Мэй оторопела.
— Я вас раньше нигде не могла видеть? — с аристократическим прононсом поинтересовалась голова.
Мэй уставилась в пол, чувствуя, как горят шея и щеки:
— Нет, вряд ли.
— А мне кажется, что да, — не отставала голова. — То ли в газете, то ли…
Мэй настороженно забегала глазами и машинально потянулась за луком, который, разумеется, остался в гостинице. Несколько духов, тоже через одного обезглавленные, с любопытством прислушивались к разговору. Явно ждали подходящего момента.
— Да, точно, вспомнила! В «Духе театра»! — Голова самодовольно вскинула брови. Собой она, судя по ее виду, была довольна всегда. Мэй оглянулась на входную дверь. Если сейчас рвануть, схватить Люциуса за руку и… — Вы ведь были на премьере «Склизких танцев-2»?
К изумлению Мэй, остальные обрадованно закивали.
Мэй выдохнула:
— Но я…
— Да-да, даже не отрицайте. Вы там были, под ручку с… как же его звали, этого старого повесу? — Дама лукаво улыбнулась. — Юлий Цезарь!
— Да нет, — возразил призрак с моноклем. Выпавший из орбиты глаз болтался на ниточке, каким чудом на нем держался монокль — непонятно. Мэй похолодела. — Вы все перепутали. На самом деле она вылитая Живая. — Он сделал паузу, и Мэй бросило в жар. — Вы, юная леди, конечно, гораздо прелестнее, но вы же помните, о ком я, да? — Он пощелкал пальцами, пытаясь припомнить. — Ну, та, которая должна… что она там должна?
— Спасти Навсегда от неминуемой гибели? — вырвалось у Мэй.
Напудренные и нарумяненные лица уставились на нее в недоумении. Болтающийся глаз, наверное, заморгал бы удивленно, если бы мог. Мэй готова была вырвать свой болтливый язык.
Одна из дам, с лежащей на плече головой (так ее вынули из петли), хотела что-то сказать, передумала, а потом все-таки не удержалась:
— Вы не пробовали как-то по-другому волосы укладывать?
Мэй шумно выдохнула, словно из нее разом выпустили весь воздух.
Разговор пошел выписывать петли и круги, будто неприкаянная пчела: кто из аристократок встречается со своим палачом, кто из простолюдинок купался нагишом в Зачарованной топи, правда ли, что электромагнитный массаж творит чудеса…
Когда опасность миновала, до Мэй начало понемногу доходить, что первый бал оказывается невыносимо… скучным. Даже удручающим. В Портограде всех почему-то больше интересовали чужие дела, чем судьба собственного мира.
Она поискала глазами Люциуса, который, в отличие от нее, развлекался вовсю. С вечной своей озорной ухмылкой, закусив губу, чтобы не рассмеяться, он запихивал целые пригоршни колючих шипастиков кавалерам в панталоны. Мэй все бы отдала, чтобы присоединиться к нему. Куда интереснее, чем слушать, как Наполеону делали экзоскелетальную операцию для увеличения душевного роста, или споры о том, кто красивее — махараджа или Елена Троянская.