— Надо торопиться, — решила Мэй.
Соскочив с кровати, она, дрожа, подошла к гардеробной и тихо-тихо, чтобы не разбудить спящую в соседней комнате маму, открыла дверь.
В гардеробной уже который год пылилась картонная коробка. Мэй опустилась перед ней на колени и, пошарив внутри, вытащила и расправила в воздухе свой черный купальник. В Навсегда на нем крутились спирали галактик и вспыхивали сверхновые — а здесь он превратился в самый обыкновенный черный купальник с блестками. Но у Мэй все равно сделалось спокойнее на душе от того, что вот он, здесь, никуда не делся. Она отложила его в сторону и зарылась пальцами в бархат другого одеяния, напоминавшего плащ с капюшоном. Саван. В Навсегда он превращал ее, живую девочку с бьющимся сердцем, в прозрачную серую тень, неотличимую от остальных призраков, а здесь тоже выглядел заурядной накидкой. Мэй ласково погладила саван и бережно уложила обратно в коробку.
Пессимист наблюдал за ней с кровати, застыв в позе сфинкса.
— Пойдем, киса! — стягивая его с одеяла, как вермишелину, и перекидывая через плечо, сказала Мэй. — Пора готовиться.
К вечеру Болотные Дебри укутало толстым белоснежным покрывалом. Казалось, что за окном теперь сплошной зефир и сахарная пудра. Мэй носилась по усадьбе, готовясь к прибытию гостей, чтобы хоть чем-то себя занять. Три года назад за самый настоящий день рождения с кучей гостей она отдала бы все богатства мира, а теперь ей как будто стало все равно. Она развесила воздушные шары, потом зеркальный дискотечный шар, купленный мамой в Кабаньей Лощине, и две пиньяты, которые они с мамой сделали сами. Затем Мэй принялась за печенье, останавливаясь у каждого окна, чтобы посмотреть на лес или вглядеться в серые тучи, будто там вдруг могла объявиться Хозяйка Северной фермы. Под пологом леса, обступившего усадьбу, сгустились черные тени, которые куда-то звали, манили многообещающе. Пессимист обволакивал шею Мэй, как боа, настороженно вытянув напружиненный хвост. Предвкушение витало по дому, словно стайка бабочек, садясь на все, чего Мэй касалась.
Тук-тук-тук!
Мэй с Пессимистом подскочили от неожиданности, услышав раздавшийся ровно в три стук в дверь. Миссис Берд, помогавшая Мэй с печеньем, оглянулась на дочку и пошла открывать, вытирая руки посудным полотенцем.
— Что, больше некому? — укоризненно покачав головой, спросила она, нажимая на дверную ручку.
Припорошенные белым пухом, на пороге стояли румяные с мороза Клэр Арнисон, Марибет Сталлер и Мэрирут Летурно. Снег сыпался с шапок, снег налип на перчатки и варежки. Девочки гурьбой ринулись в дом, заваливая Мэй подарками и оглушая звонким щебетом:
— Представляешь, там снег! Как думаешь, он надолго? Может, занятия отменят?
Гости продолжали прибывать и прихожая звенела от радостных возгласов. Все с любопытством озирались — как оно тут, в Седых Мхах? — словно не видели усадьбу изнутри по телевизору. Тишину прогнал топот сапог в прихожей, скрип половиц под ногами в носках, звон кружек с горячим яблочным соком в кухне, восторженные охи и ахи по всему дому — при виде зеркального шара и горы печенья, которое напекли Мэй с мамой. Малиново-шоколадное, фиалково-мятное, арахисово-банановое — фантазия Мэй не знала границ.
Мэй, как и положено хозяйке, улыбалась гостям радушной улыбкой, но не могла избавиться от ощущения, что это просто маска. Ей до смерти хотелось поделиться с кем-нибудь чувствами. Однако опыт подсказывал, что это совершенно никого не интересует. Настал черед домашней лазаньи, которую миссис Берд приготовила по любимому рецепту Мэй, и все собрались за столом, радостно хохоча и подкалывая друг друга. Мэй села во главе, чувствуя себя скорее наблюдателем, чем виновницей торжества. Водружая тяжелое блюдо на стол, мама посмотрела на Мэй с ликующей улыбкой, словно им обеим привалило самое большое на свете счастье.
Мэй улыбнулась в ответ, невольно скользнув взглядом дальше, на снег за окном. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки и унять тревожное нетерпение. Повозила пятками по линолеуму — длинные жеребячьи ноги не умещались под стулом. Наконец стало ясно, что больше она не усидит ни минуты.
— Я сейчас.
Выскочив из-за стола, Мэй понеслась по узкой лестнице на второй этаж. Там она зашла в ванную, закрыла дверь и, ополоснув лицо, с надеждой улыбнулась своему отражению в зеркале.