— Свои!
К ним подъехал всадник. Это был нестарый человек с озабоченным лицом. Он поклонился Фиргаллу, обнажив не по возрасту седую голову, и начал что-то торопливо говорить ему вполголоса. Гнеда хмуро разглядывала его потрёпанное кожаное налучье, привешенное у левого бока.
— Всё обошлось, мы прибыли, видишь? – словно утешая его, сказал Фиргалл. — Разведай, нет ли за нами следа.
Человек покорно кивнул и тронул коня. Проезжая мимо девушки, он быстро посмотрел ей в глаза, но тут же поспешно отвёл взгляд.
Они отправились дальше и вскоре выехали к избушке, затерянной среди мрачного ельника. Не успели спутники остановиться, как к ним выбежал крепкий высокий юноша.
— Господин! Хвала небесам! – воскликнул он, беря коня Фиргалла под уздцы. – Мы уже отчая…
— Будет, будет, Хотьша, — оборвал его тот. – Помоги лучше нашей гостье.
Хотьша расторопно привязал повод к тыну и метнулся к Гнеде, чтобы снять её с седла. Девушка почувствовала небывалое облегчение, наконец, оказавшись на земле. Человек Фиргалла показал ей, где можно было умыться и оправиться с дороги, а сам занялся лошадьми. Освежившись и согнав остатки дремоты, Гнеда нашла своего спутника в доме, где для них уже был собран завтрак.
— Ешь, — отрывисто велел он.
— Где мы? – спросила девушка, опускаясь на лавку и не думая притрагиваться к пище.
— Мой дозор. Тут сидят верные люди. Собирают вести, выполняют поручения. Здесь мы можем передохнуть и поговорить.
— Господин, ты расскажешь мне? – глаза Гнеды лихорадочно блеснули.
Фиргалл кивнул. Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и начал.
9. Родители.
— Это нелёгкий для меня разговор. Но что ж, ты долго этого ждала.
Пятнадцать лет назад я постучал в двери Вежи, хранителем которой был Домомысл, ставший твоим опекуном. К той поре твоих родителей уже не было в живых. Пятнадцать лет назад в этих землях случилась то, что люди Залесья назвали замятней. И твой род оказался в самой её середине.
Знаешь ли ты о том, как Войгнев, нынешний князь, сделался правителем вашей земли? Он убил своего побратима, князя Яромира и замучил в заточении его жену, прекрасную Этайн, не добившись её любви. Так их единственное дитя осталось круглой сиротой. Войгнев осиротил тебя, Гнеда. Ты—дочь Яромира и Этайн, последняя из рода Бориветричей.
Фиргалл молча смотрел на окаменевшую девушку, давая ей время осознать услышанное.
Несколько мгновений Гнеда не могла не только вымолвить ни слова, но и дышать, и лишь когда перед очами полетели белёсые искры, девушка, опомнившись, сделала несколько лихорадочных вдохов, так что на глазах выступили слёзы. Сид продолжал бесстрастно взирать на неё, сложив на груди руки.
– Как я оказалась у тебя, господин? Кто ты? — тихо спросила Гнеда, когда почувствовала, что снова может говорить.
— Не зови меня господином. Мы с тобой оба княжьи отпрыски. Мы равны.
Фиргалл отвёл от неё помрачневшие глаза.
— Я любил твою мать, — наконец промолвил он. — Этайн, как и я, принадлежала племени сидов. Я веду род из северной ветви, Этайн происходила из южной. В знак дружбы между нашими домами мой отец, князь Дрогеды, отдал меня на воспитание в Ардглас, столицу южных земель, ко двору князя Аэда, отца Этайн. Аэд любил меня как собственного сына и всегда прочил в супруги Этайн, но судьба распорядилась иначе. Злой рок занёс ладью Северянина в наши моря, и он, будущий князь Залесья, увёз в свою страну сердце твоей матери. Спустя несколько месяцев Яромир прислал посольство со сватами, и вскоре Этайн и Ингвар стали мужем и женой, а затем и княгиней и князем.
— Ингвар?
— В роду твоего отца было принято давать два имени, одно – залесское, другое – свеннское, употреблявшееся в домашнем кругу. Так потомки Бориветра отдавали дань своей северной родине. Я расскажу тебе в своё время о твоих предках.
Гнеда быстро кивнула, и Фиргалл продолжил.
— Когда Этайн отвергла меня, я стал ей братом. Она поверяла меня в свои дела, и наша дружба не прекращалась до её последнего вздоха. — Сид задумался, прищурившись. Его пальцы мягко постукивали по грязной, давно не скоблёной столешнице. — Бывают на свете такие ранимые, теплолюбивые цветы, которые нельзя по чьей-то прихоти грубо вырвать и пересадить в другую землю — холодную и каменистую. Они не приживутся. Они замёрзнут в первый же утренник. Их побьёт градом или сломает злым ветром. Так вышло и с твоей матерью. Этайн была слишком прекрасна для суровой северной стороны. Слишком добра. Слишком бесхитростна. Всё это погубило её.