- Ирина Константиновна, разрешите я выпью сто грамм коньяка.
Женщина в изумлении подняла на меня глаза, потом подбоченилась и начала стыдить.
- Как вам не стыдно, товарищ майор? Вы же такой молодой и уже алкоголик: вчера попросили выпить сто грамм, а выпили все двести пятьдесят. Вы же видите, что мне неприятна ваша выпивка, а вы снова хотите нажраться и упасть на полку. Вы же офицер, неужели у вас нет ни стыда, ни совести, ни чести….
Я уже не слушал этих причитаний, а достал бутылку и налил полный стакан коньяка: всё это одним махом плеснул в глотку и замер, зажмурив глаза и ощущая, как уходит боль и стихают где-то вдали голоса. Снова открыл глаза и увидел продолжающую возмущаться женщину, которая собиралась встать и идти жаловаться на меня проводнику.
Из кармана кителя достал разноцветную справку 100 и молча протянул её женщине, она настороженно взяла её в руки, пробежала глазами по одной, потом по второй стороне и подняла на меня непонимающий взгляд.
- Что это?
- Это, Ирина Константиновна, называется справка «форма 100». Кто имеет такую справку, для того война заканчивается. Там написано, что я контузию получил 15 июня в 1 час 15 минут ночи, а с другой стороны другая запись – От госпитализации категорически отказался. Я мог, после пяти месяцев войны, с радостным писком лечь в госпиталь, но отказался и уехал обратно в своё подразделение, где только я был среди своих солдат-пацанов единственным опытным офицером, способным их спасти. Поверьте, таких дураков, как я – мало. Вот сейчас и страдаю от болей в голове и от того хаоса, который там твориться. Как выпиваю спиртное, так всё сразу же на несколько часов пропадает и чувствую себя нормальным человеком. А мне, сейчас, обязательно надо доехать домой, там я непременно обращусь к врачам.
Через полчаса, в течение которых я рассказал о контузии, показал фотографии сделанные в Чечне, немецкую каску, Ирина Константиновна оттаяла и уже доброжелательно общалась со мной. Мы с ней выпили чаю, весело общались и я был очень удивлён, когда оказалось, что она не только знает майора Кушмелёва Павла Павловича, но и была ему дальней роднёй.
Прошло часов пять и я снова стал себя чувствовать всё хуже и хуже, но старался не подавать виду, решив перетерпеть головную боль и подкатывающую тошноту. Внезапно поднялась температура и меня бросило в обильный пот, что сразу же заметила Ирина Константиновна и переполошилась.
- Борис Геннадьевич, выпейте коньяка, - потребовала она, но я отказался, решив держаться до конца. Сильно потел и вскоре был абсолютно мокрый, было мокрым и полотенце, которым не переставая вытирался. Перед глазами всё плыло, но продолжал через силу улыбаться встревоженной женщине, а по моим собственным ощущениям температура уже была в районе тридцати девяти с половиной градусов.
Ирина Константиновна вышла из купе и я немного расслабившись, откинулся на постель и провалился в забытьё, из которого меня вырвал бодрый голос.
- Ну и где у нас тут больной? – На пороге стоял улыбчивый мужчина, а из-за спины выглядывала Ирина Константиновна и проводник. Я вроде бы энергично вскинулся на постели, но сил только хватило, чтобы приподняться и опереться на столик. Дрожащей рукой вытер мокрое от пота лицо и волосы.
Врач присел рядом на постель и молча осмотрел меня, посмотрел мою справку о контузии и попросил: - Рассказывай…
Я как на духу рассказал при каких обстоятельствах получил контузию, что ощущаю и как. В конце моего рассказа у дверей уже стояло несколько человек и с изумлением слушали меня. Выслушав, врач хлопнул обеими руками по коленям и качнулся несколько раз вперёд: - Всё понятно. Тебя контузило, и пока ты был в боевой обстановке, организм был в напряжении и предпринимал все усилия, чтобы в той экстремальной ситуации выжить. А как только ты оказался в мирной обстановке, нервное напряжение спало и организм расслабился, началась обратная реакция. У тебя, майор, начался кризис.
Врач повернулся к проводнику: - Какая ближайшая, крупная станция, где его можно снять с поезда и поместить в больницу?
Проводник даже не думал: - Верещагино, там будем через сорок минут.
- Доктор, давай без снятия с поезда, - я сильно сжал руку врача выше локтя, - до Екатеринбурга осталось несколько часов. Уж если ложиться в госпиталь, то там: хоть жена будет приходить навещать. Я выдержу, сейчас хлопну коньяка и всё будет нормально.
Врач поморщился: - Вот спиртное при контузии и нельзя употреблять. Но раз ты и так уже лечишься таким образом неделю, то ещё один стакан тебе уже не повредит. Но смотри перед Пермью я приду и если ты будешь такой же «плохой» - сниму с поезда безжалостно, - распорядившись, чтобы проводник принёс порошок против температуры он ушёл и мы снова оказались вдвоём с Ириной Константиновной. Она молча пододвинула свой стакан и я ей тоже плеснул коньяка: себе налил полный и выпил. Алкоголь снова сработал: боль пропала, голоса тоже, но меня бросило ещё больше в пот. К моему удивлению, когда врач повторно пришёл в купе, чувствовал себя прилично, температура снизилась и теперь держалась на уровне 37 градусов. Доктор хмыкнул, поболтал со мной минут пятнадцать и ушёл. Остаток пути до Екатеринбурга пролетел незаметно, и когда сходил с поезда, чувствовал себя почти в норме, беспокоило только то, что от меня несло потом, как от хорошей, ломовой лошади. Дома никого не было, и я открыл своим ключом дверь, зашёл в квартиру и блаженно сел в кресло: всё - я дома, теперь мозги пусть плывут и плавятся, мне ничего не страшно. Дома и стены помогают. В голове чуть пошумливало. Спокойно пройдясь по комнатам квартиры, я подошёл к телевизору и бездумно щёлкнул кнопкой включения: первую минуту бессмысленно таращил глаза на Валдиса Пельша, который кривлялся, размахивая руками, в своей дебильной передаче «Угадай мелодию». Потом на меня накатила волна бешенства: - Там, умирают офицеры, солдаты, а тут никто не бьёт в набат, никто не привлекает виновных в этой войне к ответственности, всё нормально – как будто, так и должно быть.