— А вот и мы! — Ганнибал довольно бесцеремонно повысил голос, пока они шли по мягким бархатным лужайкам к беседке. — Вот и мы. Прошу прощения!
Кинги отложил газету и сдвинул роговые очки на лоб. Его лицо расплылось в ослепительной приветственной улыбке. Владыка выпрыгнул из гамака, из груды газет, и произнес глубоким и сочным голосом:
— Ганнибал, бродяга, ты опоздал. Я думал, ты совсем не приедешь. — Он осторожно взял руку Ганнибала своими могучими ручищами и нежно пожал ее.
— Еще раз прошу прощения за опоздание. Виноват Фоксглав.… Слушая его рассказы о любовных похождениях, я забыл о времени.
Кинги повернул свое сияющее лицо к ошарашенному Питеру.
— Мистер Фоксглав! — прогремел он. — Рад приветствовать вас на Зенкали!
— Я очень рад, что приехал сюда, ваше величество, — сказал Питер. — Я уверен, что ваше королевство подарит мне немало наслаждений.
— Ну, если вы имеете в виду любовные похождения, — заметил Кинги, — то боюсь, с этим у вас будут проблемы. Правда, Ганнибал?
— Да нет, — попытался возразить Питер, — я вовсе не гоняюсь целыми днями за женщинами, как вы могли заключить из слов Ганнибала.
— Какая жалость, — Кинги, казалось, говорил искренне, но в его карих глазах появился огонек. — А то внесли бы хоть какое-то разнообразие в здешнюю спокойную жизнь. Ну, пожалуйста проходите, садитесь. Сейчас я вас угощу.
Было видно, что гостей ждали. — Рядом с журнальным стоял еще один маленький столик со стаканами и термосом на нем, и две табуретки.
Кинги наполнил из термоса стаканы белой тягучей жидкостью и подал их Питеру и Ганнибалу.
— Ну, что скажете? — с тревогой спросил он, когда Питер, глотнув, сделал глубокий, судорожный вдох.
— П-превосх-ходно, — прохрипел Питер.
— Мое собственное маленькое изобретение, — с гордостью сказал Кинги. — Изящная смесь белого рома, кюммеля[17], кокосовых сливок и молока. На меня с одного глотка оказывает такое неуважительное воздействие, что пришлось окрестить его «Оскорбление величества».
Он сел назад в гамак, надвинул очки на нос, сделал глоток из своего стакана, но прежде чем проглотить покатал его во рту, и затем спросил:
— Ну, мистер Фоксглав, надеюсь, вы привезли нам массу новостей из внешнего мира?
— Боюсь, что нет, сэр, — ответил Питер. — Видите ли, перед направлением сюда я служил на Барбадосе, а это отнюдь не центр цивилизованного мира.
— Какая жалость, — вздохнул Кинги. — Как видите, я пытаюсь узнать из газет обо всем, что творится на свете, но поскольку они приходят с опозданием на месяц, я всегда чуть не последний узнаю о нашумевшем скандальном убийстве или о том, кто кого сверг. Попадаешь в неловкие ситуации, — отправишь поздравительную ноту какому-нибудь главе государства, а тебе ее возвращают с пометкой: «По данному адресу не проживает». Вот у всех и создается впечатление, будто я не интересуюсь тем, что происходит в мире.
Ганнибал издал короткий смешок, но промолчал.
— Мистер Фоксглав, — продолжил владыка, — не удивляет ли вас порой мировая пресса? Когда ее читаешь, начинаешь думать, что все сочинено слабыми людьми, про слабых людей и для слабых людей. Так, кажется, говаривал Авраам Линкольн, я не ошибся? Но все те редкие случаи, когда я получал удовлетворение от прессы, — все они в моем альбоме! Месяц назад я прочитал о случае в Сурбитоне, где я жил, когда был студентом Лондонской школы экономики. — Парень идет по дороге, ему на голову падает кусок зеленого льда, он теряет сознание. — Кто бы мог ожидать, что такое произойдет в тихом Сурбитоне. Полиция установила, что это была замерзшая моча, выброшенная из пролетающего на большой высоте реактивного самолета. Пока содержимое летело вниз, оно успело замерзнуть. Я спрашиваю вас, к чему катится мир, когда можно погибнуть в Сурбитоне от такой ерунды? Или вот еще: читаю в «Сингапур таймс», что по слухам, принц Улиток[18] скоро женится. Превращение членов королевской семьи в беспозвоночных, несомненно, должно караться длительными сроками тюремного заключения, не так ли?
— Раз так, то бедняга Мартин Дэмиэн заслуживает пожизненного заключения, — сказал Ганнибал. — Как вам понравился ваш портрет на первой полосе?
— Неплохо, — сияя от удовольствия, сказал король. — Я бы даже сказал, изысканно! Я послал бедной миссис Амазуге большую корзину фруктов в качестве компенсации за нанесенный газетой моральный ущерб, а потом целый вечер сочинял господину Мартину Дэмиэну одно из самых страшных писем, какие когда-либо выходили из-под моего пера! Для пущей важности я наложил на него столько печатей, что содержание ему вряд ли удалось разобрать. Как я старался! Я даже пригрозил ему депортацией! Интересно, почему он никогда не обращает внимания на мои письма.
— Считайте, вам повезло, что он не напечатал ни одного, — заметил Ганнибал.
— А я бы хотел, чтобы он это сделал, — задумчиво сказал монарх. — Я так мечтал когда-нибудь напечататься!
— Боюсь, — хмуро сказал Ганнибал. — Если вы дадите Мартину материал для публикации, там будет столько опечаток, что будет смеяться весь остров.
— Так это же замечательно! Если бы не юмор, который так и брызжет со страниц «Голоса Зенкали», я бы давно уже отрекся от престола! Несколько недель назад я прочел там буквально следующее: «Король обходит строй почетного караула. На нем — в атласное свадебное платье цвета персика, украшенное брюссельским кружевом, в руках — букет белых лилий. Подруги невесты — капрал Аммибо Аллим и сержант Гула Масуфа — получили награду за храбрость». — И Кинги расхохотался, запрокинув голову. Его гигантское тело сотрясалось от смеха. Отсмеявшись, вытирая глаза, он произнес:
— Мистер Фоксглав, если когда-нибудь станете у кормила власти, пусть вашей прессой руководит ирландец, а наборщиком будет зенкалиец, это сделает вашу жизнь насыщенной.
— На сколько вы назначили заседание совета? — спросил Ганнибал, поглядев на часы.
— Ах, Ганнибал, Ганнибал, — раздраженно сказал Кинги. — Зачем напоминать мне о делах, когда я так наслаждаюсь жизнью?!
— Вы будете ставить на голосование вопрос об аэродроме?
— Да, разумеется, — Кинги посмотрел на Ганнибала взглядом человека, испытывающего неловкость. — Черт возьми, Ганнибал, я знаю, что тебе не нравится эта идея, но многим она нравится. Ну же, мой дорогой друг, признай, что ее реализация принесет определенную пользу острову. Идея не может быть такой уж плохой.
— По-моему, хуже некуда, — изрек упрямый Ганнибал. — Тысячи изнывающих от безделья дуболомов на улицах столицы, не знающих куда себя деть, — это вам что, игрушки? А бухта, полная военных судов? — Остров превращается в мишень для вражеских ракет!
— С некоторыми из этих доводов нельзя не согласиться. Но каково бы ни было мое личное мнение, имеется мощное лобби в пользу этого проекта, и мне трудно ему противостоять.
— Да, есть такое лобби, а верховодит там эта тварь Лужа, — сердито сказал Ганнибал. — Уже одного этого факта достаточно, чтобы сказать решительное «нет» проекту!
— Мистер Фоксглав, а вы не встречались с Лужей, моим министром развития?
— Фактически нет, только видел.
— Нет? Что ж, это удовольствие у вас еще впереди. Его никто не любит. И то сказать, он начисто лишен обаяния и вообще не заслуживает доверия. Мое мнение: уж если держишь около себя мошенника, так пусть он хоть обладает шармом. Нет, наверное, он и вам не понравится. Больше того, скажу откровенно, что из-за таких, как он, недолюбливают все наше цветное племя.
— А что, он и вправду прибрал к рукам эту самую долину? — спросил Ганнибал.
— Да, боюсь, что так, — с сожалением сказал Кинги. — Увел у нас из-под самого носа. Боюсь, что мы теряем контроль, Ганнибал. Как ты думаешь, что сказал этот маленький плутишка, когда я набросился на него по этому поводу? Что он знать не знает об этой сделке, что она была совершена его женой без его ведома. Ему нужно поставить высший балл за такую дерзость.