— А вот и твой дом, — неожиданно сказал Ганнибал, показывая сигарой в сторону от дороги. — Маленький, но зато прямо на пляже. Думаю, это лучше, чем жить в суматохе города.
Сквозь стволы деревьев Питер увидел стену низенького белого бунгало, стоявшего почти у самой воды.
— Вот это да! — сказал он. — Не ожидал! Как в голливудском фильме! А я-то думал, что меня поселят в деревянной, провонявшей ослами хибаре без водопровода в центре города.
— Все там есть. И водопровод, и электричество — конечно, если движок работает, — и телефон, который действует всегда, когда не сломан, и персонал из трех человек. Думаю, будешь чувствовать себя комфортно, — сказал Ганнибал, и рикши остановились подле бунгало.
Трое слуг появились на тенистой веранде, и вышли наружу. Главным был, очевидно, пухлый коротышка с коричневой круглой физиономией, веселыми глазами и широченной улыбкой, в белой униформе с красной лентой через плечо.
— Добро пожаловать, сахиб, добро пожаловать, — сказал коротышка, балансируя на цыпочках, словно игрок в теннис, ожидающий подачу. — Моя Эймос, сахиб, моя дворецкий. — Дворецкий почтительно склонился над протянутой рукой Питера. — Его мелкий бой, его Тюльпан, сахиб, — он указал на подростка с выступающей вперед челюстью и слегка косящего на один глаз. Подростку было на вид лет четырнадцать, он застенчиво переминался с ноги на ногу в пыли и просто кивнул головой в ответ на приветствие Питера, опустив глаза в землю.
— Вот человек готовит, — продолжил Эймос. — Его очень хорошо готовит, сахиб. Его имя Самсон. Чертовски хороший повар!
Самсон (высокий, чрезмерно худой, мрачный, похожий на истощенную ищейку) пристально смотрел на Питера без всякого выражения на лице.
— Привет, Самсон, — сказал Питер, думая при этом, что облик Самсона — очень плохая реклама его кулинарного искусства.
— Добро пожаловать, мистер Фоксглав, моя Самсон, моя кок! — проревел Самсон голосом вояки-капрала, страдающего ларингитом.
— Хм… Рад был познакомиться. А теперь… Эймос, не найдется ли у нас в доме чего-нибудь выпить?
— Да, сахиб, — с улыбкой сказал тот. — Мисси Одли уже принесла.
— Мисси Одли… он имеет в виду мисс Дэмиен? — обратился Питер к Ганнибалу.
— Да, да, — ответил Ганнибал. — Одри заботится обо всех холостяцких жилищах. Вы ведь знаете, как там нужна женская рука.
— Ну, заходите, выпьем чего-нибудь, — пригласил Питер. — Будете моим первым гостем.
— Думаю, кружечка пива не помешает, — сказал Ганнибал и вылез из повозки. — Так сказать, по случаю новоселья. Право, это мой долг.
Эймос провел всех через тенистую веранду в длинную прохладную комнату. Высокие французские окна выходили на заднюю веранду, в саду шептались казуарины[33], а лилии канна[34] стояли алыми рядами, словно часовые. Были видны ослепительный пляж и бледно-голубые воды лагуны.
Эймос вышел и вскоре вернулся с двумя пенящимися кружками пива.
— Ну, за новоселье! — сказал Ганнибал.
— Ваше здоровье! — поддержал Питер.
— Да, — Ганнибал подошел к окну и выглянул наружу. — Неплохая хижинка, а? Думаю, вскоре ты почувствуешь себя здесь как дома.
Дома? Питеру уже казалось, что он прожил в этом маленьком домике всю свою жизнь.
Глава третья
Зенкали одобрен
Тюльпан, зубы которого от сосредоточенности выступали еще больше чем вчера, разбудил его на рассвете с подносом чая и манго. Позади подростка стоял Эймос, надзирая своим ястребиным взором за каждым его движением. Их тихое пожелание доброго утра и шорох босых ног по плиткам пола, когда они открывали жалюзи и доставали Питеру одежду, звучали умиротворяюще. Снаружи все было зеленым, и птицы приветствовали рассвет. Питер не спеша поел, попил чаю, а затем, через полчаса уже плескался в благодатном море, рассматривая сквозь стекло маски чарующее подводное царство — стайки рыб, резвящихся в прозрачной, словно джин, воде. Он так залюбовался красками и формами этой таинственной жизни, что, как всякий счастливец, совершенно позабыл о времени. Вдруг он услышал, что кто-то зовет его по имени. Оглянувшись, Питер увидел стоящую у кромки воды Одри. Он поспешно поплыл назад и выбрался на берег.
— Прости, — сказал он, спешно растираясь полотенцем. — Я совсем потерял счет времени… Никогда не видел ничего более сказочного, чем этот кусок рифа.
— И в самом деле прелесть, — согласилась Одри, усевшись на песок. — До того удивительно, что никак к этому не привыкнешь. Каждый раз заплываешь туда и открываешь нечто новое. Боюсь, это для меня как наркотик. Как-то даже пропустила обед в Доме правительства, вот так плавая и совершенно забыв о времени.
— Вряд ли это преступление, скорее самооборона, верно? — сказал Питер.
— О, нет, — возразила Одри. — Я люблю ходить на ланч к губернатору. И его превосходительство, и его супруга — само очарование. Правда, у них немножечко не все дома, но в этом-то и вся прелесть. А какие представления они устраивают во время обеда! Жаль пропустить даже одно. Ганнибал уже познакомил тебя с ними?
— Да, вчера днем. Это было нечто! Сколько я перевидал чопорных Домов правительства и губернаторов! А эти… Будто побывал в гостях у двух соней, живущих в кукольном домике.
— Ну-ка, расскажи, — улыбнулась Одри.
Питер описал свой визит в Дом правительства, и когда он дошел до последнего замечания леди Эмеральды, Одри разразилась радостным смехом. — Да, бедная леди Эмеральда. Она действительно живет в своем, другом мире. И что ты сказал о своей жене?
— Ничего. Только я собрался объяснить, что я холостяк, как поймал выразительный взгляд Ганнибала и его отрицательное покачивание головой.
— Она такая милая и взбалмошная, что невозможно не любить ее. А с Диггори, помошником губернатора, ты встречался? Ганнибал называет его «австралийским бумерангом». Он примерно так же не в себе, как и его превосходительство, и ее милость. Вместе они составляют хорошенькое трио.
— Да нет, Бог миловал, но боюсь, мне придается столкнуться с ним при исполнении служебных обязанностей. А что, у вас тут, на Зенкали, воздух какой-то особый? Вот я уже увидел Ганнибала, Кинги, губернатора, леди Эмеральду, каждый по-своему с ума сходит. А остальные все — тоже такие?
— Ну, надо признать, что здешнее общество действительно несколько эксцентрично, если оценивать его по обычным стандартам. — Философски заметила Одри. — Я думаю, это присуще всем островам, в том числе и Зенкали. Своего рода островная болезнь, здесь каждая причуда и слабость характера человека гипертрофируется и консервируется. Остров действует как своего рода теплица, превращает людей в нечто редкое и любопытное. Да, только чудаки и остаются здесь.
Одри встала и отряхнула с ладоней крупицы песка. — Сегодня я хочу познакомить тебя еще с несколькими нашими доморощенными эксцентриками. В конце концов, именно они заставляют остров крутиться.
— Хорошо. Но я хочу, чтобы ты пообещала познакомить меня также с дерево омбу.
— Конечно обещаю.
Одри приехала на видавшем виды, но еще вполне надежном «мини-моуке»[35], на заднем сидении которого Питер увидел корзину с едой и портативный холодильник с напитками.
— Мы устроим неплохой пикник, — Одри, кивнула на взятые в дорогу припасы. — Знаю одно чудесное местечко на Матакаме.
— Это не рядом с долиной, которую прибрал к рукам Лужа?
— Именно так. Приятное местечко, возможно, одно из самых красивых на острове. Но ему недолго таким оставаться — затопят, построят эту огромную плотину, — сердито добавила Одри.
— Так ты тоже против этой затеи?
— Еще бы! Жили себе простые, счастливые и, по большому счету, хорошие люди — и вдруг такая беда!
— Хорошие? А Лужа?
— В семье не без урода. Я не говорю, что на этом острове все святые, но, в основном, все хорошие, слегка эксцентричны — словом, как дети. Затевать здесь строительство аэродрома — все равно, что положить коробку с петардами, фейерверками и спичками в придачу в детскую комнату. По-моему, Ганнибал прав. Понимает, старый дьявол, что к чему. Впрочем, давай позабудем на время об этом чертовом аэродроме. Поехали кататься!
