Правительство Великобритании присылало по такому случаю из Сингапура батальон пехоты, военно-морской оркестр и трех малоизвестных военных — представителей трех видов вооруженных сил: бригадного генерала, пожилого адмирала и почти совершенно дряхлого подполковника королевских военно-воздушных сил. К удивлению Питера, его дядя, сэр Осберт, должен был представлять королеву. С ним ожидался приезд лорда Хаммера из всемирно известной строительной фирмы «Хаммерстайн-энд-Гэллоп», которая и будет (это казалось почти решенным) производить работы по сооружению плотины, аэродрома и военного порта.
То, что на первый взгляд было довольно простой церемонией, на самом деле требовало огромного количества бумажной и организационной работы. Был еще один человек, формально отвечавший за подготовку, — адъютант губернатора Диггри Финн, стройный молодой человек с волосами песчаного цвета и глазами с розовым ободком, с ужасным заиканием и отсутствием памяти. К тому же он имел склонность впадать в истерику при первых же признаках каких-либо осложнений, и было ясно, что толку от такого помошника ни на грош. Все перекладывалось на крепкие плечи Питера.
В общем, две недели Питер трудился как пчелка, и, в конце концов, все было подготовлено. Приведены в порядок спальни для гостей, организованы праздничные обеды, подготовлены танцы, проведены репетиции парада. Губернатор написал и произнес перед зеркалом различные варианты речей. Знамена и флаги выстирали и обновили, а флагштоки отчистили от ржавчины. Зенкалийский оркестр тренировался до изнеможения. Правда, не обошлось без происшествий:
Репетиция салюта закончилась тем, что в стене королевского дворца, к крайнему раздражению Кинги, была пробита большая дыра. — Королевский гвардеец по ошибке зарядил пушку боевым снарядом.
Весь Зенкали был на грани истерики, даже такая тварь, как кобра, и та не вынесла всеобщей суматохи. Решив покончить с собой, она заползла в единственный в городе генератор. В результате весь остров остался без электроэнергии на двадцать четыре часа, пока искали электрика, достаточно храброго, чтобы извлечь тело. За это время мороженое растаяло, а многие другие скоропортящиеся продукты, предназначенные для банкета, пришли в негодность. Радовался этому один капитан Паппас — ему представилась возможность лишний раз сгонять в Джакарту за новыми припасами.
Была от этого происшествия еще одна неприятность: пастух затемно гнал по городу, на базар стадо коров, когда Дзамандзар внезапно погрузился во мрак. В панике животные, снесли и втоптали в грязь один из великолепных шатров, сооруженных для приема высоких гостей, к тому же — вследствие нервного потрясения — изрядно удобрили его своими лепешками. Двадцати пяти мойщикам потребовалось пять дней, чтобы шатер снова стал соответствовать всем требованиям гигиены.
Когда в основном все было готово, Питер почувствовал, что ему срочно нужен отдых и позвонил Одри:
— Давай отправимся в поход и исследуем несколько долин. Я чувствую, что если я не поднимусь в горы и не спрячусь на некоторое время от всего этого, моему рассудку будет угрожать серьезная опасность.
— Хорошо. Когда ты хочешь поехать?
— Я заеду за тобой завтра утром. Около восьми, хорошо? Возьмем консервов на сутки и побольше фруктов.
— Могу испечь в дорогу большой пирог, — предложила Одри. — Можешь поверить на слово, у меня пироги всегда отменные.
Питер, закончив разговор, уже собирался выпить чего-нибудь для снятия напряжения, когда появился Эймос:
— Извините, сахиб, масса Друм пришел.
Питер тяжело вздохнул. Друм, убедившись, что ни Кинги, ни Ганнибал его не примут из-за чрезмерной занятости предпраздничными хлопотами, переключил свое внимание на Питера. Не проходило и дня, чтобы он не звонил по телефону с просьбой об аудиенции, а теперь вот явился собственной персоной.
— Чер… — начал было Питер и осекся. — Я хотел сказать, замечательно, Эймос. Пригласи посетителя войти.
Друм робко, бочком вошел в комнату, и Питер внимательно его рассмотрел. У посетителя, ростом не выше первоклассника, была голубиная грудь, худые ноги и небольшое искривление позвоночника, в результате чего голова выдавалась вперед, как у грифа. Его гладкие жирные волосы были полны перхоти. Бледно-голубые, словно вешняя вода, глаза вылезали из орбит; он постоянно, через равные интервалы шмыгал носом. Неуверенно покачиваясь, двигался по комнате боком, — походкой краба, обнажая желтые гнилые зубы между бескровными губами в жуткой пародии на улыбку. Слишком длинные шорты-бермуды закрывали большую часть его некрасивых ног, на нем была грязная майка, а поверх нее серая легкая куртка, которая когда-то была белой. В ее оттопыренных карманах — жестянки, коробки, увеличительные стекла, небольшая сетка и моток бечевки.
«Как это в одном человеческом существе могло соединиться столько непривлекательных черт?» — подумал Питер. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы пожать, влажную, с длинными грязными ногтями руку, протянутую гостем.
— Мистер Фоксглав, я очарован, очень любезно с вашей стороны принять меня. — Друм шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони
Голос был резким, гнусавым, а речь — снисходительная, педантичная, как у профессионального лектора.
— Рад познакомиться с вами, — сказал Питер, слегка ошалевший от жутковатого, но все-таки обаяния. Он-то думал, что гость, судя по внешности, будет вовсе несносен. — Садитесь. Не желаете ли чего-нибудь выпить?
— Вы так добры, — Друм съежился на стуле, его ноги переплелись, как стебли плюща. — Я не пью алкоголь. Но вы только не подумайте, что я и вас отговариваю, мистер Фоксглав! Пьянствуйте себе на здоровье, а мне достаточно стаканчика соку.
Питер так и сделал, — гостю стакан лимонного сока, а себе неприлично большую порцию виски с содовой.
— Извините, что вам так долго не удавалось ни с кем из нас поговорить. Завал работы, знаете, все сбились с ног, — сказал Питер, слегка покривив душой.
— Не нужно извинений, мистер Фоксглав, — Друм и поднял длинный заскорузлый палец, словно призывая Питера замолчать. — Я понимаю: на плечи правительства свалилось столько дел, что даже старым и опытным его членам нелегко.
— Ну, так к делу. С чем пожаловали? — оборвал гостя Питер, усмотрев в его словах неприятный намек, что он еще юн и неопытен.
Сделав большой глоток и вытерев рот тыльной стороной ладони, Друм одарил Питера своей кладбищенской улыбкой:
— Моя просьба, милый Фоксглав, проста. Да. Все, что вам нужно сделать — а знаю, вы человек влиятельный, само правительство к вам прислушивается, — это убедить Его Величество или Олифанта Ганнибала дать мне короткую аудиенцию. Да. Я считаю, что им крайне важно встретиться со мной. Да. Вы и представить себе не можете всю важность того, что я хочу им сообщить, мистер Фоксглав. Не можете. Нет.
— Ну, как вы знаете, они очень заняты, — Питер был само терпение. — Вы бы сказали мне, в чем ваша проблема, а я поговорю с одним из них. Я вижу их обоих каждый день.
Странное, хитрое выражение появилось на непривлекательном лице профессора Друма. Он снова поднял свой грязный палец:
— Мистер Фоксглав! То, что я должен сообщить, имеет такое значение, такую важность, что я, как сознающий свою ответственность ученый, просто не имею права поведать это кому бы то ни было рангом ниже. Нет! Это должно быть доведено до сведения только короля или Олифанта! Я не могу рисковать, чтобы эта информация оказалась в руках людей безответственных. Моя научная щепетильность не позволяет мне рисковать.
Питер от природы обладал ангельским терпением, но сейчас, после долгого напряженного трудового дня, он чувствовал, что этот гость выводит его из себя. Ему стало совершенно ясно, почему все шарахаются от него за километр: