Следующей была великолепно украшенная «карета Кинги» с губернатором и леди Эмеральдой. Губернатор был в парадном мундире, шляпе с плюмажем и при шпаге.
Весь Зенкали образовал этот разноцветный канал, по которому проходило шествие. Приятный запах смазанных маслом человеческих тел смешивался с запахом цветов, зебу, пряностей и солнечного света. Такой божественный запах вы ощущаете, когда открываете бочонок марочного вина. По этой аллее бронзовых, шоколадных, медных лиц, освещаемых, словно молниями, вспышками белых зубов, сквозь лес хлопающих розовых ладоней, двигалась процессия. Восторг и счастье населения были почти осязаемы.
За губернатором и леди Эмеральдой, на огромной платформе везли в бочках шесть небольших деревьев Омбу, низкорослых, пузатых, с развевающимися искривленными ветвями. Бочки были любезно предоставлены владелицей заведения «Мамаша Кэри и ее курочки». Деревья сопровождали профессор Друм и доктор Феллугона. Фланелевый костюм в тонкую полоску придавал Друму еще более жутковатый вид, чем его повседневная одежда. Феллугона рыдал от радости, вытирая слезы огромным белым платком, и постоянно гладил стволы деревьев омбу, как бы успокаивая их.
Далее, окруженные войсками в парадной форме, двигались «кареты Кинги» с высокопоставленными гостями.
Сэр Осбери и лорд Хаммер — выглядят так, как будто они с трудом выжили в «Черной дыре Калькутты».[62]
Сэр Ланселот и досточтимый Альфред — улыбаются и приветствуют публику с видом потомственных аристократов.
За этими аристократами рикши тащили тележки с представителями прессы и природоохранных организаций. Почти весь этот народ уже находился в разной степени опьянения. У всех она проявлялась по-разному.
Швед Адольф Цвигбюрер считающий, что Швеция это эталон всего, выглядел таким угрюмым, каким может выглядеть только швед, окруженный ликующим, аплодирующим народом.
Швейцарец Руди Майнштоллер, этот суровый представитель Всемирной организации охраны природы, поминутно проверял, не сломались ли вновь отремонтированные на Зенкали часы.
Американец, президент лиги орнитологов Хайрам Ф. Харп, машет рукой, завернувшись в огромный звездно-полосатый флаг. Где он его только раздобыл? Англичанин Джагг, владелец одного из крупнейших Британии сафари-парка, обхватив правой рукой Харпа, левой тоже пытается приветствовать народ. — По ним видно, что «Нектара Зенкали» выпито уже немало.
В общем, процессия получилась веселая, не слишком управляемая, — в лучших традициях тропиков.
Правда, одна крошечная неприятность все-таки произошла. Платформа для телекамер, сооруженная по специально разработанному Питером проекту, оказалась атакованной зенкалийцами, справедливо решившими, что с высоты парад видно лучше. Телеведущий Брюстер был вне себя от ярости и попытался отбиться, колотя нападавших сценарием, но вскоре оказался на земле.
«Я — представитель Би-би-си!» — орал он, но что поделаешь, если для зенкалийцев это пустой звук. Телеоператор Блор с его чрезвычайно дорогой камерой тоже оказался рядом с Брюстером. Их жалкие протестующие крики потонули в грохоте рушащегося сооружения, рассчитанного лишь на двух человек. Зенкалийцы, ловкие и как угри гибкие, при падении с четырехметровой высоты не пострадали. Пострадавшим оказался Брюстер, на которого несколько зенкалийцев приземлились. — Полученные повреждения: переломом ключицы, многочисленные ушибы и синяк под глазом.
Фангуасы и гинкасы пели, кричали, играли на барабанах и дудках, танцевали с такой грацией, будто их тела вовсе лишены костей, — такое под силу только темнокожим.
Процессия достигла дворцовых ворот. Стража вытянулась по стойке смирно и отсалютовала ружьями. Внутрь вошел оркестр, въехал король и все остальные участники парада. Ворота закрылись, люди, оставшиеся снаружи, смеялись, заглядывая сквозь кованую ограду. Изнутри их счастливые лица выглядели, словно баклажаны сквозь прутья редкого плетения корзины.
Как только все приглашенные оказались в залитом ярким солнцем дворцовом саду, празднество пошло по нарастающей. Началось с того, что обеих Птиц-Хохотуний выпустили на свободу, и, перевозбужденный всей этой суматохой самец, — с силой клюнул короля в ногу. (На следующий день «Голос Зенкали» вышел под заголовком «Короля клюнул Бог»). Это было воспринято как сигнал к началу вечеринки. Она получилась на славу. Всевозможное спиртное лилось рекой, «Оскорбление Величества» пользовалось особым спросом, поедалось несчетное число блюд с жареной олениной, молочными поросятами и всевозможными овощами. Кинги, казалось, был повсюду, старался поговорить с каждым, его раскатистый смех гремел над головами веселых гостей.
Питер наполнил бокал Одри в четвертый раз. Чокнувшись и посмотрев друг другу в глаза, Питер и Одри вдруг осознали, что все это серьезно, что они любят друг друга. Слова были не нужны, — за них говорили глаза. Переполнявшие чувства требовали движения. И, влюбленно глядя на подругу, Питер предложил:
— Знаешь, глупо сидеть на месте, давай побродим по саду. Я думаю, это будет похоже на плавание у нашего рифа, когда под тобой постоянно открываются все новые странные картины морской жизни.
— Хм, — улыбнулась Одри, — давай немного поплаваем.
И, взявшись за руки, наши влюбленные отправились в плавание.
Невероятный рев привлек их внимание. Пойдя на этот звук, они увидели Харпа и Джагга, лежавших бок о бок в шезлонгах. Харп, видимо в процессе разговора ему это потребовалось, как раз заканчивал энергичное изображение лося-самца, зовущего свою супругу.
— Ну да, — хмуро ответил Джагг, как только стихли последние оглушающие звуки. — У нас их было несколько, да вот беда: все поотдавали концы! Трудно содержать американского лося! Чуть что, сразу откидывает копыта! Я стараюсь заниматься более жизнестойкими видами. Слоны хороши в этом отношении, к тому же увидел разок слона — и впечатлений на всю жизнь, не так ли? Конечно, нужны такие виды, которые способны поразить воображение публики. Да вот беда: все такие животные дохнут как мухи! Купишь, бывало, вбухаешь деньжищи, а он у тебя на второй день окочурится — прямо беда!
— Попробуй ламантина.[31] Ламантин — это как раз то, что тебе нужно. Помню, мы с Мэми во Флориде плавали с ламантином. И Мэми, моя жена, говорит мне: «Не правда ли, Хайрам, он совсем как человек, надень на него бикини, и он будет выглядеть точь-в-точь как твоя мама».
— И… что ты сказал ей?
— Я ничего ей не сказал… Просто с ней развелся, — с достоинством ответил Харп.
Двинувшись дальше, Одри и Питер наткнулись на достопочтенного Альфреда, заканчивавшего рассказывать Друму сложную и запутанную историю, в которой участвовали три герцога, раджа и даже наследный принц. Подводя итог этой драматической эпопее, Альфред поучающе заявил:
— Всегда утверждал и буду утверждать: если вы привлечете нужных людей, ваша задача по сохранению природы станет неизмеримо легче.
— Да, но таковыми я всегда считал ученых. — Все остальные без них беспомощны.
— Позвольте с вами не согласиться, — возразил достопочтенный Альфред. — Вот тут я действительно не согласен. Я имею в виду, что если вы не заручитесь поддержкой нужного уровня людей, ваша задача усложнится.
Но, Друм, пропустив это возражение мимо ушей, продолжил:
— Возьмем хотя бы мое несравненное открытие. Что бы Зенкали делал без меня? Когда моя статья обо всем этом будет опубликована, он произведет научный фурор.
— Согласен, но ведь вы спасли дерево омбу и птицу-хохотунью лишь при содействии самого короля — понимаете, короля!
62
The Black Hole of Calcutta («чёрная дыра Калькутты») — это крохотная тюремная камера размером 5,5×4,5 м, в которую бенгальский правитель Сурайа Доула посадил 146 британских пленников в ночь с 20 на 21 июня 1756 г. Они были захвачены в плен при сдаче форта Уильяма. Только 22 мужчины и одна женщина выжили, не задохнувшись в ней. Армейскую гауптвахту часто называют a Black Hole, так же, как и любое маленькое, тесное и душное помещение.