— А где же еще им связать себя узами брака, как не у тебя? — Вступил в разговор Ганнибал. — О Господи! Ведь это означает не только то, что я теряю единственную девушку, которую искренне любил, но и то, что ты Питер будешь моим помощником следующие девяносто лет.
— На все воля Божья, — ответил Питер.
— Что ж, — продолжил Ганнибал, — теперь вся эта суета, которую ты и затеял, улеглась, у тебя, Питер, появится свободное время — если, конечно, эта девчонка оставит тебя хоть на время в покое. И у меня к тебе будет вот какое задание. Я задумал выпуск нового, исправленного издания моей книги.
— Это какой же?
— «Зенкали. Фрагментарный путеводитель для случайного приезжего».
— Так это… ваша?! — изумился Питер.
— «Ваша»! Ты еще спрашиваешь «ваша»! Ну а кто еще на острове, по-твоему, обладает такой эрудицией и таким блестящим знанием английского, чтобы проделать столь титаническую литературную работу? — спросил Ганнибал.
— Так вы действительно собираетесь готовить новое, исправленное издание?
— Безусловно, с твоей помощью.
— Но вы не будете возражать, если мы сначала проведем медовый месяц?
— Как — медовый месяц? Вы же еще не повенчаны! — удивился Ганнибал.
— Мы решили поступить наоборот, — извиняющимся тоном пояснила Одри. — Сначала медовый месяц, потом венчаться.
— О, Святой Павел и двенадцать апостолов! Так, стало быть, моя дочь будет стоять перед алтарем и заявлять о своих грехах всему миру?! — воскликнул Симон, бия себя в лоб. — Только благодаря чистоте души моей я могу вынести невыносимое!
— Если не секрет, где вы намерены провести этот странный предсвадебный медовый месяц? — поинтересовался Ганнибал.
— Я знаю, — перебила Джу, выскакивая из гамака. — Черт побери, есть только одно подходящее место. — Долина Хохотуний.
Эпилог.
— Ты можешь притиснуться ко мне поближе?
— Питер, это не возможно. Мы и так умудрились втиснуться вдвоем в спальный мешок, рассчитанный на одного. Куда уж ближе?
— Ну, вот так гораздо ближе…
Лунный свет освещал толстые, причудливо изогнутые деревья омбу, а кусты между деревьями мерцали от множества светлячков.
— Когда ты в первый раз поняла, что любишь меня? — спросил Питер, не боясь показаться банальным.
— Сразу же, как только увидела, — удивилась Одри. — Разве ты это не понял?
Питер осторожно приподнялся на локте и, заглянув ей в лицо, не веря, переспросил:
— Сразу? И когда ты меня впервые увидела?
— Когда ты пришел к Ганнибалу тем утром. Ты выглядел таким милым… как… как брошенный щенок.
— Ну спасибо, — холодно сказал Питер. — Со щенком меня еще никогда не сравнивали.
— Я имела в виду щенка, которого хочется погладить — оправдывалась Одри. — Ну, такого, что невозможно удержаться от покупки, если увидишь его зоомагазине.
— Понятно. Такой пушистый, приятный?
— Ну да. И такой беспомощный. И ведь знаешь, что будет мочиться на пол, и грызть туфли, а все равно покупаешь.
— Разве я в твоем присутствии когда-нибудь проявлял желание пописать на пол? Или погрызть какую-нибудь твою обувь?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — сказала Одри. — Не будь занудой.
Выдержав паузу, Питер поинтересовался:
— А ты знаешь, что происходит с этими очаровательными щенками после того, как их приносишь из зоомагазина?
— А что?
— Из них вырастают волкодавы.
— Я всегда мечтала о собственном волкодаве, — мечтательно сказала Одри.
— Ну а я вот не влюбился в тебя с первого взгляда, — самодовольно сказал Питер. — Хотя, признаюсь, ты показалась мне привлекательной.
— Я хорошо запомнила твой тот взгляд, им ты не только меня раздел, но и затащил в постель. Признаюсь, это было очень приятное ощущение. — Откровенный взгляд молодого итальянца, только-только достигшего половой зрелости.
— Ну уж нет! — возмутился Питер. — Я никогда в жизни так не смотрел на женщину.
— Я это поняла сразу. Поэтому мне и понравилось.
— Глупо ссорится в спальном мешке, — сказал Питер. — Здесь для настоящей ссоры и места-то маловато!
— Согласна. В этом мешке места маловато — и не только для ссоры, — жалобно сказала Одри.
— Нет, есть. Сейчас покажу.
Последовало долгое молчание, нарушаемое только тихими стонами.
Луна медленно двигалась, давая жизнь деревьям Омбу, заставляя их двигаться и, кажется, менять положение, сгорбившись в заговорщические древние группы. Светлячки, похожие на крошечных фонарщиков, освещали свой маленький мир зелеными импульсами света. В огромной необъятности неба звезды сверкали, как тронутые солнцем сосульки, а луна медленно превращалась из бархатистой в грибовидно-белую. В глубине деревьев Омбу раздался голос, сонный, как первый петушиный крик.
— Мой собственный, очень личный волкодав, — наконец сказала Одри.
— Да еще такой, который — я думаю, ты согласишься — проявляет определенную ловкость в стесненных обстоятельствах.
— Поразительную ловкость! — согласилась Одри.
Луна совершала свой неслышный путь по небу, и под ее лучами словно оживали деревья омбу — казалось, будто они переходят с места на место, собираясь в группы, словно заговорщики. Светлячки, будто крохотные карманные фонарики, освещали кусты зеленым пульсирующим светом. На огромном небосводе сверкали звезды. Луна из золотисто оранжевой становилась бледного цвета.
В глубине деревьев Омбу раздался голос, сонный, как первый петушиный крик: «Ха-ха-ха. Ха-ха!»
Другой голос, как бы успокаивая, ответил: «Ха-ха-ха-ха».
А затем со всех сторон понесся хохот: «Ха-ха… Ха-ха… Ха-ха».
— Одри! Я знаю, почему они так хорошо смеются!
— Почему?
— Знаешь, хорошо смеется тот, кто смеется последним. — Они смеются последними.
Заключение
Тем читателям, которым это будет интересно, скажу, что хотя только что прочитанная вами книга и написана в шутливой манере, но, события, подобные тем, что в ней описаны, происходили или происходят в различных частях света.
Тому кто решит, что связь между деревом амела и бабочкой амела, деревом омбу и птицей-хохотуньей преувеличена и не совсем естественна, скажу, что в природе существуют и куда более сложные удивительные связи.
В качестве примера можно привести недавно установленный факт с птицей оропендола[63].
Колонии этих птиц — их длинные корзинообразные гнезда, свисают с деревьев в Южной Америке. В некоторых регионах у этой птицы есть опасный враг — муха, залетающая в гнезда и откладывающая свои яйца на птенцов оропендол. Затем из этих яиц появляются личинки, и начинают пожирать птенцов. По соседству с мухой и ортопендолами живет оса, для которой муха, а также ее яйца и личинки — лакомое блюдо. Взрослые оропендолы, понимая пользу осы, позволяют ей проникать в свои гнезда, чтобы та чистила птенцов. В тех же регионах, где эта муха не водится, оропендола не терпит ос и убивает их, если они оказываются возле гнезд.
Сюжет книги — обнаружение Птицы-Хохотуньи — подсказан случаем, произошедшим несколько лет назад в Новой Зеландии. Там, в отдаленной долине, в которой мне посчастливилось побывать, была обнаружена птица такаэ, иначе ноторнис, считавшаяся давно вымершей. Значит, у нас еще сохраняется надежда, что даже сегодня, когда мы одной рукой уничтожаем природу, другой рукой мы можем обнаружить популяцию крошечных динозавров где-нибудь в глухом болоте.
Персонажи этой книги, разумеется, вымышлены, но похожих людей я встречал во время своих путешествий. Если в отрицательном герое книги кое-кто узнает себя — надеюсь, это даст ему повод для размышлений.
Осень 1981 г.