Наконец, поклявшись в вечной дружбе всем зенкалийцам и капитану, Питер пошатываясь, отправился в каюту, громко напевая. Раздеваясь, он неожиданно вспомнил о дереве омбу и его охватило чувство жалости. Он с горечью думал: «Вот я так наслаждаюсь жизнью, а бедному дереву, единственному уцелевшему представителю своего рода, не с кем даже поболтать. Не с кем спеть, и не с кем станцевать. Какая жестокость!»
С досады он швырнул снятую одежду на пол и растянулся на койке голый.
— Держись, омбу, держись старина! — пробормотал он, засыпая. — Питер Фоксглав, эсквайр, идет тебе на выручку.
В тот момент он и представить себе не мог, что это было на самом деле так, — он действительно шел ему на выручку.
Глава вторая
Зенкали осмотрен
Он к своему изумлению проснулся в пять часов и без заметного похмелья. Поскольку Зенкали уже должен быть виден, Питер быстро умылся, оделся и поспешил на нос корабля.
Тихо, прохладно, море темно-синее и гладкое, с небольшими стаями морских птиц. Небо бледно-голубое с оранжевыми пятнами на востоке. Чуть правее от курса корабля в нескольких милях лежал Зенкали. Его форма полумесяца с двумя вулканами на концах была очень характерной. В этом раннем свете весь остров казался темно-зеленым, с фиолетово-черными тенями, отбрасываемыми вулканами и горами. Остров был окаймлен полосой белого прибоя там, где волны разбивались о слегка выступающий над поверхностью коралловый риф, а вулканы были в веселых утренних головных уборах из облаков.
Питер зачарованно наблюдал, как восходящее солнце постепенно делает цвета острова более насыщенными и яркими, а поверхность моря дробится на миллион серебристых бликов, похожих на рыбьи косяки.
Капитан Паппас появился на мостике в рубашке нараспашку, широко зевая и почесываясь. Были видны грудь и живот, покрытые густыми черными, как у медведя, волосами, а волосы на голове стояли дыбом.
— Доброе утро! — проревел он Питеру. — Ну, как самочувствие?
— Превосходное. Лучше не бывает.
— А все греческие танцы! — Капитан, как-будто рекламировал надежное лекарство. — Очень полезны для организма! Ну что, видишь Зенкали, а? Премилый остров, не правда ли? Через два-три часа будем в порту!
— Через три часа? — изумился Питер. — А кажется, он так близко!
— Нет, она не близко. Она будет гораздо больше, когда подойдем поближе. Хотите позавтракать, мистер Фокстрот? Проголодались, а?
Питер неожиданно почувствовал зверский голод:
— Да, неплохо бы позавтракать. Я так голоден, что могу съесть лошадь и даже с копытами.
— Я не знаю, есть ли это у нас, — нахмурился капитан при мысли, что его корабль может быть признан в чем-то ущербным. — Я думаю, вы спросите кока, а?
…Час спустя Питер уже упаковал вещи и снова вышел на нос, чтобы понаблюдать, как суденышко пойдет через риф, — для всякого новичка это является одновременно захватывающим, пугающим и волнующим. Остров теперь казался огромным, солнечный свет высвечивал листву растительности, покрывающую остров от пляжа, до вершин гор. — Зеленые, золотые, алые, розовые, синие и желтые цвета в многоцветном гобелене, который может быть создан только в тропиках. Серповидные пляжи вдоль берега сверкали белизной, как слоновьи бивни
Риф был от шести до пятнадцати метров шириною и выступал примерно на полметра над поверхностью моря. Напарываясь на острые, словно бритвы, кораллы, огромные буруны сначала вздымались, а затем рассыпались шипящей, брызжущей пеной. Качаясь, словно на гигантских качелях, на этой гигантской зыби «Андромеда III» бодро пыхтела параллельно пенящемуся, рычащему рифу, держась на расстоянии около двадцати пяти метров от того, что выглядело как место кораблекрушения.
Да, нужно отдать должное капитану Паппасу: при всех его недостатках проход в зенкалийском рифе он знал, как свои пять пальцев. Он вел суденышко вдоль рифа, пока оно не достигло просвета (не более тридцати метров шириной) в ковре пены, через который с пугающим ревом пробивались огромные валы.
Капитан резко развернул «Андромеду III» и на всем ходу вошел в проем. — Немного качки, болтанки, и вот они уже скользят по гладким, сверкающим бриллиантами водам лагуны.
— Видите, я чертовски хороший моряк! — Прокричал капитан Паппас с мостика, и его лицо расплылось в широкой торжествующей улыбке.
— Совершенно верно! — крикнул в ответ Питер.
— Все греки — классные мореходы… Самые лучшие мореходы в мире! Примерно через пять минут станем на якорь. — Он помахал Питеру рукой, похожей на окорок, и исчез в крохотной рулевой рубке.
«Андромеда III» пересекла прозрачные воды лагуны и вскоре вошла в бухту «Хохотунья», на берегу которой находились порт и столица Зенкали — Дзамандзар. Они обогнули мыс с внушительным зданием из розового камня на вершине, которое Питер принял за Дворец. И взору путешественника открылись залив и каменные бастионы, охраняющие вход в гавань. По пологим холмам расположился город. — Дома маленькие дощатые, с крышами из пальмовых листьев, кое-где виднелись более прочные сооружения из коралловых блоков. Каждый дом был выкрашен в свой цвет, так что издали казалось, будто между кустами бугенвиллеи[16], сиреневыми деревьями жакаранды[21] и кровавыми «огненными[22]» деревьями в цвету кто-то разбросал цветные детские кубики.
Питер был очарован. Увиденное превзошло все его самые смелые мечты. Да, этот город не просто можно назвать городом, им вполне можно гордиться, — своеобразный, не похож ни на какой другой в мире! Еще не сойдя на берег, Питер уже почувствовал сердечную привязанность к столице Зенкали, хотя не вдохнул еще его запахи, а ведь он по собственному опыту знал, сколь важен запах для восприятия любого города, маленького или большого.
Но ароматы Дзамандзара его не разочаровали. Когда «Андромеда III», с грохотом бросив якорь, и, развернувшись, пришвартовалась к причалу, теплый ветер донес до Питера запах города. Это была дурманящая смесь самых замысловатых запахов. Пахло пальмовым и кокосовым маслом, какими-то диковинными цветами, сухими листьями, дымом горящего дерева из печных труб, ананасами, папайей, манго, лимонами, морской солью и только что выловленной рыбой, печеным хлебом, сточными канавами, ослами, голубым небом и утренней росой. А также многими другими ароматами, которые он не успел разгадать, потому что перед ним на палубе возник рослый лоснящийся зенкалиец.
Мужчина явно занимал какое-то официальное положение, поскольку был одет в темно-синюю форменную куртку с белой окантовкой, белые шорты, синие чулки до колен и коричневые башмаки, отполированные до блеска, как и его лицо, а на голове у него красовалась алая феска. В руке он довольно неуклюже держал длинную полую трость, в щели которой торчала сложенная бумага.
— Сахиб, мистер Фоксглав, сахиб, добро пожаловать, сахиб, — посыльный, изящно отдал честь.
— Спасибо, — сказал зачарованно Питер, изобразив ответный салют. Посыльный протянул ему тот конец трости, из которой торчало письмо.
— Это грамота для вас, сахиб, от масса Ганнибала, сахиб, — объяснил гонец.
Питер осторожно извлек послание из трости и развернул его. Это был листок плотной бумаги цвета слоновой кости с текстом, написанным изящным, каллиграфическим почерком:
— «Дорогой Фоксглав. Добро пожаловать! Ни о чем не беспокойтесь. Просто следуйте за человеком с тростью. Г.».
