Чернильца по стержня острию в капь.
И они отпускают. Так… Вот узелок.
Распутай-ка мысль.
Вижу путаницу снизу, вверх упираются шаром размагниченные обстоятельства в примеси разноголосых чувств наперебой, не усваивается, тошно. Промёрз, чтоб тепло, коснулся вздора, чтоб важно. Так вот посторонние шары, а кому сами решайте, головы в потолок электролизацией, а низы в узелок.
Ты протяни рельефы. Только. И.
Без наших надстроек, потолков мысль улетучится. Да, не видно, но жить в моменте-то не приоритетней ли?
Важный, вздорный, свободный, топкий, липкий и такой придиркий, продолжи…
Жить взаймы, в кредит, в слоги.
Урод, свобода и глупые важно, металлическая остановка, что плавно текла и мы в фасеточном глазе.
Туманным утром в окошке виднелась вывеска. Вымирал слог в ренессансе.
Вымок.
Расплылся.
Капь…
«Мысль воспоминаний отражением…»
Мысль воспоминаний отражением
Чернил на внешней оболочке ручкой
Не всяк прозрачен
Двойной петлёй натуры
Наблюдая за привязкой чувств
Натыкаешься на образ и частью его
Актёром за пределами театра
Призрака не замечают
От каждой колбы в свою
Уникальной формулой реакций
Механизмом клона
Рожден безымянным
Страх пустотой незнания
Перекрывает шарик стержня
И лист тогда слывёт ненужным
В пределах забора булимией мозга
Чистота не находит ценность
Полосою красной
Оправданий человека
Из многочисленных
Продуктом субтильным
Лишенный бейджика шар катится метафорой мира сквозь строчку
Без оболочки органов
Свежестью чернил
«Отмерший кусок ткани…»
Отмерший кусок ткани
В настоящем времени
Не значит стоящим
Движения мастодонта
Взору замутненному
Мировой водой
Отбеливает зрачки
Образ втекает в образ
Находя гибрид
Новая ступень креатива
Не выше
Не лучше
Невидимкой
Абстрагировано от вне абстракций
Звезда сильней обстоятельств
Перед путником погаснет
Поглотит под ногой
И угаснет с ней
Темнота лисом
Путника зайцем провела
Не адаптироваться
Ни к чему
Если веришь глазам
Не более
Престижем предстала пред вами
Слепец мудрее
Там есть невиданная грань
Прозрения
Скрытого от белизны
В ней всё искажением отразилось
Отображением в умы
У радужки степным волком
Проекция мысли былой небылого
Постоянного спутника человека
Текучим пигментом времени на холсте
Мироздание хосписом обесценивает
Цену и ценник придуманные человеком
В вере утопают ослеплённые надеждой
Загнанные страхом боли и страданий
Топчутся на месте
Тюльпан цветёт
Благодаря почкам
Зародившимся в суровом месте
Цветы этим совершенны
Не удивляйся волчьему смеху
Краске моего тела
Движением левитации
По тонкому канату
К нему все чувства
Из сердца прикреплю
И оступлюсь
И упаду
И разобьюсь
Ибо только так я на земле смогу очутиться
Только так перестану
На месте топтаться
И почкой новизна
Кислородом умы людей наполнит
И степной волк заживёт спокойно
«Плафон люстры зарево гасит…»
Плафон люстры зарево гасит.
Приглушённый мягок с моим взглядом.
Комфорт до автомата.
Отпечаток на стекле,
взглянул на солнце из-под пыли слоя.
В произношении ослеп.
Постоянство разбилось о страховку, пределы вышли за очертания призрака.
Волан с вельвета рукавом сползает в поток паутин, с тем поглощённый носок.
Ящик пустеет? Прорези от пуговиц эмали открывают светлый взор.
Шкаф выставил чистый язык.
Подаёт голос.
Щётка почистила полость,
об вещи спотыкался на полу.
Она смела осень,
впоследствии мороз. Мячом врезался
в голову образ, тот блеск пронизывает грудь. Излишками покрылись думы,
она бросила вещи на пол и только.
Оставив пустому желудку новые блюда для пробы. Происходящее не отрывает от себя. Люстра. Ящик. Где я?
«Вросший диван в тончайшие вуали…»
Вросший диван в тончайшие вуали.
Растащили на ткани.
Никчёмность болтом проторила третью глазницу, страх пронзил молоток, пробивал, не зная пощады.
Бумажные стены изрезали иглы,
те на пол. Ни комната, ни тело не лежат принадлежно. Вальсирующие
расстроили скрипки, навозили грязи.
К полуночи по домам.
А я всё на лампу, на ту, что свет обошёл.
Одеяло сползло, окна сжались,
спички зажгли газ.
Диван замерз в углекислом газе,