Саен обернулся на нее, провел указательным пальцем по щеке — теплое и ласковое прикосновение — и согласился:
— Похоже, что так.
— Значит, и я тоже люблю тебя так, как Лиса?
— Значит, так и есть.
— А ты?
Птица не договорила. Она не смогла произнести всю фразу, целиком. Любишь ли ты меня, Саен, так же, как Галиен любит Лису? Слова остались в голове, тяжелые, невысказанные, путанные.
— Люблю, — коротко ответил Саен.
Саен жил по правилам суэмцев, и его любовь была как… Птица даже не знала, как объяснить для самой себя, какой была любовь хозяина. Как старое, выдержанное вино, которое с каждым глотком обретало все новый и новый вкус. Как драгоценный алмаз, в гранях которого можно было видеть новые и новые отражения. Как суэмское золото, не имеющее примесей.
Птица больше чувствовала, чем понимала, и не могла выразить словами то, что чувствовала.
Саен ее жалеет, ей помогает. Ему нравится с ней говорить, нравится дотрагиваться до нее. Нравится смотреть в глаза, нравится подшучивать. Но это еще не все.
Ему просто хорошо рядом с Птицей. Как Птице хорошо рядом с ним. Он может молчать о важном и сокровенном, но Птица его поймет и без слов. А если не поймет — то угадает настроение и не станет задавать лишних вопросов.
И это тоже любовь. Наверное. Грани любви, то, что ее составляет.
Уже почти засыпая, Птица пробормотала:
— Я давно передумала и не хочу уже быть жрицей Набары…
— Я знаю, — кивнул головой Саен.
— Я хочу служить Создателю. Потому что Ему служишь ты…
— Я знаю.
Утро не торопилось. Зависло где-то за деревьями, внизу, в той стороне, где находился Тханур, и темное небо уходило вверх высоким холодным куполом. Только звезды побледнели, и опустилась к самым деревьям грустная половинка маленькой Аниес.
Птица придержала рукой дверь, чтобы та не хлопнула за спиной, и ступила на присыпанные снегом доски перед входом. Крыша домика, поддерживаемая столбиками, опускалась до самой Птициной макушки и неловко топорщилась дранками и соломой.
Саен седлала лошадей.
— Мы уже едем? — зачем-то уточнила Птица, хотя и так было ясно, что едут. Прямо сейчас. И даже было ясно, то хозяин надеется купить продуктов в ближайшей деревеньке.
— Да, — не оглядываясь, ответил Саен.
Ну, и славно. В Зуммийский песках, по-крайней мере, не холодно. Там они, хотя бы, согреются. И оттуда, из Зуммы так легко будет добраться до Каньона Дождей — несколько ночей в подземных переходах — и вот, они окажутся дома.
Дома.
Слово "дом" — теплое и приятное. Раньше оно не принадлежало Птице, раньше она никогда не говорила так. "Я хочу вернуться домой"…
Потому что раньше у нее не было дома. А теперь есть. От этих неожиданных мыслей Птица остановилась. Наклонилась, всматриваясь вниз, туда, где тропа довольно круто огибала скалу и спускалась к говорливым ручьям.
Теперь у нее есть дом, есть любовь Саена и есть удивительные способности. Ее жизнь действительно стала — как три улыбки солнца. Теперь не стоит думать о богине судьбы. Это не она постаралась для Птицы, у этой богини для нее были только ритуальные браслеты жрицы Набары, да золотое колечко в нос.
Это Создатель щедрой рукой отсыпал Своих благословений. Это Он вмешался, послал Саена и сделал так…
Мысль, которая пришла ей в голову, удивляла. Она казалась необычной, странной и даже неправильной. Но она проступила ясной вязью, графическим рисунком, что Птица не раз видела в старой и ужасной дорогой книге, которую время от времени открывала мама Мабуса.
Создатель, возможно, тоже любит Птицу. Не так, как любят в Линне. По-другому, по-суэмски. Любит, заботиться, жалеет. Саен говорил, что любовь невозможна без жалости. И еще говорил, что только любовь освобождает. Вот Создатель и сделал Птицу свободной. Послал к ней Саена…
Но тогда почему не послал к остальным девушкам Линна? Новая Нок, Малышка, что осталась у мамы Мабусы, когда-нибудь обязательно станет жрицей храма Любви. В ее носу появится золотая сережка, на руках и ногах — золотые браслеты. И она вовсе не детей будет рождать — жрицам не положено иметь детей. И не садик поливать, и не хозяйством своим заниматься. Она будет отдавать и отдавать свою плотскую любовь мужчинам, ничего не получая взамен.
Всю плату жриц забирает храм Набары и настоятели храма. Жрицы получают одежду, кров и пищу, и они — собственность храма. У них нет свободной воли…
У них нет свободной воли…
Птица схватилась за ветку дерева и моргнула. Перед глазами на мгновенье мелькнуло такое страшное и такое знакомое видение. Голова мужчины с черепом зменграха, яростные глаза его, обращенные на Птицу и проникающие в самую душу, низкий голос, окутывающий и поглощающий, протянутые ладони, в которых извивается узкая, золотистая змейка. И барабанный гул, бьющийся в ушах неприятной болью.