— Вы поплывете через воды озера. Все, — наконец проскрипел колючий голос шамана.
Воины отступили. Двое из них тут же вернулись на пустующий плот, который уже начал потихоньку уплывать. Воткнули шесты в дно, оттолкнулись.
Большой крепкий плот из огромных, очищенных от коры бревен. Воины управлялись с ним легко, точно это была лодочка-долбленка. Повернули, подвели к самому берегу, к длинным деревянным мосточкам.
— Удачи тебе, шаман Матнуг, — с достоинством и скрытой улыбкой в голосе ответил Ог, повернулся к Птице и велел, — заезжайте на плот по мосткам. Я помогу провести лошадей.
Глава 15
Блики солнца слепили крохотными искрами. Волны играли ими, перекатывали через себя, передавали друг другу. Неторопливые, ласковые волны. Птица сидела на краю плота и прижимала к себе Травку. Хозяин строго велел смотреть за ребенком, чтобы малышка не свалилась в озеро. Выполнить наказ оказалось гораздо легче, чем Птица думала. Травку тут же сморило, и она, устроившись прямо на гладких, чуть влажных бревнах, уснула. Голова ее покоилась на коленях Птицы, и, хоть это и было неудобно и жарко, зато можно было быть уверенной, что Травка — вот она, тут, и все с ней в порядке.
Еж то мотался к стреноженным и привязанным лошадям, то заскакивал под навес к хозяину. Мальчишку впечатляло все — и молчаливые суровые воины, ловко управляющиеся с шестами, и высокие оранжевые скалы над самой водой, и мелькающие где-то в глубине озера большие рыбы — Еж не раз замечал их широкие темные спины и указывал на них Птице.
— Не разглядывайте дома в деревнях! — велел Ог, когда они только устроились на плоту. — Иначе получите стрелу в горло, я могу и не успеть защитить. Вообще не поворачивайтесь в ту строну. Держитесь у навеса рядом со мной или со стороны скал, где нет поселений. И ты, Птица, лучше сядь, чтобы не маячить удобной мишенью. Так за навесом и воинами тебя и малышку не будет видно. А Еж не высокий, его не особо заметно.
Сам Ог устроился под травяной крышей, на плетенных из травы ковриках. Прислонился к широким, частым столбам, оплетенным ветвями без листьев. Закрыл глаза, и Птица поняла, что самые страшные опасности, можно сказать, позади.
— Неужели водяные духи услышали охотника Ога и вступились за него? — спросил задумчиво Еж, опустившись на бревна рядом с Птицей.
Глаза его весело и бесшабашно поблескивали, а рот разъезжался в белозубой улыбке. Будто привалило Ежу невесть какое счастье, и он ни как не может понять, что с этим счастьем делать. Он просто дурачок — этот Еж, он не понимает опасности, исходящей от хозяина. Ему кажется, что все это путешествие в неизвестность — просто отличная забава, хорошее приключение.
— Это не духи послушались Ога, — почти шепотом ответила Птица, — это Ог управлял водой и плотом. Он это может.
— Да ну, где это видано? Кто может управлять священными водами Белорыбья?
— Наш хозяин и может, как раз.
Птица отвернулась от Ежа и глянула в зеленоватый сумрак спокойной воды. Далеко внизу мелькали широкие рыбьи спины — их не было видно, но Птица хорошо чувствовала движение на глубине. Лениво шевелились озерные травы и с тихим плеском опускались шесты, которыми управляли воины.
О Речных людях много рассказывала мама Мабуса длинными дождливыми полднями, когда сидела за своим ткацким станком, а Ежа и Птицу заставляла перематывать колючую, крашенную в красные и синие цвета шерсть. О том, что Речные люди живут на воде, поклоняются духам озера и врагов своих приносят в жертву химаям и иясам — небольшим, узкоголовым крокодилам, что водились в их реках.
Еще мама Мабуса много рассказывала о празднике Золотых колокольчиков. О том, как наряженные жрецы храмов приносят множество черных быков и овец в жертву духам. О нефритовой чаше крови, которую пьют жрецы перед всем народом. О странных и диких плясках, устраиваемых прямо перед храмом Набары и о красивых, тонких жрицах с золотыми украшениями, которые отдают свою любовь мужчинам и женщинам прямо на празднике, на шумных улицах, под кронами орехов и кипарисов. То было время бесчинств, когда даже знатные горожане могли позволить себе безумства и вольности.
Мама Мабуса не пропускала ни одного такого праздника. А на следующее утро выглядела больной, помятой и уставшей. Заваривала себе серую траву игото — траву, предотвращающую беременность — и жаловалась на то, что все ее тело ломит, точно по ней пробежалось стадо диких кабанов.
— Станешь жрицей Набары, Нок, и для тебя будут заваривать такую траву, — говорила в такие дни она, — это хорошая травка, о ней должна знать каждая женщина. Чтобы не понести дитя после больших праздников и не плодить выводок лишних ртов у себя во дворе. Уж жрицы Набары знают толк в таких вещах, поверь мне, девочка. Они тебя всему и научат.