Когда вернулись в пещеру, хозяин уже закапывал в прогоревшие угли круглые картофелины, а рядом с костром лежали накрытые одеялом ветки.
— Картошка на углях получается замечательной, — весело протянул Ог, — и солонины у меня тут немного есть, ее тоже пожарим. Соленая козлятина — ели такую?
Еж мотнул головой и сказал:
— Не-а, мы все больше рыбу. У нас ее знаешь сколько?
— Знаю. Рыба и у меня дома есть, правда, речная и костлявая. Сам увидишь, когда приедем.
Еж вдруг посмотрел на хозяина и спросил, немного не смело:
— А где твой дом?
Сам при этом теребил сухую веточку и заметно нервничал. Раб осмелился задать вопрос своему хозяину — да где это видано? Совсем одурел Еж, что ли?
— Каньон Дождей. Я живу там, — совершенно спокойно и даже дружелюбно ответил Ог.
Подняв на него глаза, Птица растеряно моргнула. Вот оно, сбывается предсказание Хамусы! Языки костра зловеще вспыхнули, разлетелись множеством искр. Теперь огонь горел только с одного края кострища, маленький и угасающий. А в чуть светящихся углях лежала картошка.
— Я живу в Каньоне Дождей. Но пришлось делать изрядный круг, чтобы уйти от преследователей. Думаю, что не так просто преодолеть химаев и Речных людей, потому до нас они теперь не доберутся.
— А кто нас преследует? — осторожно спросил Еж и вытянул ноги к костру.
— Лучше вам этого не знать, — Ог поднял голову и глянул Птице в глаза.
Взгляд внимательный, серьезный. И какой-то добрый, что ли. Не было в серых глазах Ога злости, жестокости или раздражения. Даже издевки сейчас не было, но Птице почему-то стало очень неловко. Вновь почувствовала она силу хозяина и жесткую волю его. Все будет так, как он решил, несмотря на дружелюбность и ласковость. Но, может, он не станет причинять зла своим рабам? Ведь относится же он хорошо к Ежу?
— Ведунья Хамуса знает о Каньоне Дождей, — совсем тихо сказала Птица и опустила ресницы.
— Это я тоже знаю, — тут же ответил Ог, — больше она не посмеет кидать кости на меня. Да и карта, по которой она гадала, сгорела в огне. Думаю, я достаточно напугал Хамусу.
Птица вздрогнула, потянулась пальцами к правому запястью и, ощутив гладкую пустоту кожи, потрясенно проговорила:
— Так это ты сделал пожар у Хамусы?
— Да. Я всегда чувствую, когда на меня колдуют. Не люблю этого. Каньон Дождей большой, и там у меня свои люди. Жрецы не осмелятся напасть в тех местах. А тут они нас не найдут и не догонят.
— Ты думаешь, что жрецы гонятся за нами? — удивленно вытаращился на Ога Еж. — Зачем им это? Ты ведь честно купил Птицу и Травку. И меня тоже…
— Лучше вам пока не знать. Спите спокойно. Тут они до нас не доберутся. С химаями мне легко справится, да и с Речными людьми тоже. Но со жрецами будет настоящая битва, и мне не хотелось бы ввязываться в это. По крайней мере сейчас.
— Зачем тогда купил? — Птица спросила и тут же пожалела. Как она смеет задавать вопросы хозяину? А если он сейчас отвесит тумаков и за лишнюю болтовню, и за то, что не досмотрела за Травкой?
— Все еще дуешься за свои браслеты? — Глаза Ога блеснули весельем. — Вы глупеете, пока на вас ваши обрядовые побрякушки. Надеетесь на браслеты, а своей головой не думаете. Не браслеты определяют вашу жизнь, а те решения, которые вы принимаете.
— Мы не принимаем решений, — удивленно пояснил Еж, — мы же рабы.
— Вот именно. Птица, ты кто? Что ты скажешь о себе?
— Я? — Птица озадаченно потерла ухо. Никогда еще не приходилось отвечать на такие странные, и в то же время простые вопросы. — Я — рабыня.
— Этого я и ожидал, — хмыкнул Ог, взял длинную палку и принялся выкатывать из золы черные, дымящиеся картофелины. — А разве ты — не красивая девушка? Разве ты не добрая девушка? Птица, ты добрая?
Духи! Еще никто не задавал ей таких странных вопросов! Конечно, она красивая девушка. Но что толку, если она — рабыня.
— Так кто ты в первую очередь — красивая девушка или рабыня? — Ог будто угадывал ее мысли.
Картофелины выкатывались послушными шариками, посеревшая зола вспыхивала нарядными оранжевыми огоньками.
— Наверное, рабыня.
Ог улыбнулся, поднял глаза и медленно, точно неразумному ребенку, пояснил:
— Ты в первую очередь девушка. Ты — человек. Тебя родила такой твоя мать. С самого начала ты была девочкой и ею остаешься. После станешь женщиной, бабушкой — и так до самого конца. А рабыней тебя сделали люди, это не настоящая твоя сущность. Понимаешь?
Птица не понимала. Вроде бы простой смысл слов, но ускользает и теряется значение. Да, она девушка, человек — как сказал Ог. Но какая разница, если она все равно себе не принадлежит?