*** Вернер лежал, пристально вглядываясь в стену леса в полукилометре впереди в бинокль, прикрывая линзы от солнца рукой, чтобы не выдать себя блеском стекла. Где-то там, среди этих ветвей, в сторону их позиции смотрит длинный ствол винтовки русского снайпера. Которого приказано взять живым. И вся их группа, до последнего санитара, не представляет, зачем это понадобилось командованию.. Вернер медленно поднял руку, подкручивая веньеры. Он вспоминал.
*** Тренировки, тренировки. Утренние и ночные подъемы, многокилометровые марш-броски в любую погоду. В учебно-тренировочном лагере никто никогда не знал покоя. Распорядка дня не существовало. Господа офицеры были словно неживые. Вскоре у всех курсантов сложилось впечатление, что оба оберлейтенанта никогда не спят и не притрагиваются к еде. По крайней мере никто ни разу не застал их за этим. Они сутками отрабатывали взаимодействие группы, всех ее звеньев. Передового дозора, групп прикрытия, ударного ядра... Благодаря своему отличному зрению и внимательности Вернер попал именно в дозор. Его повысили до ефрейтора, хотя кому это было важно, ведь знаки различия в войсковой разведке были запрещены, как и любые документы. Потом назначили командиром передового дозора. Вместе с двумя новыми сослуживцами он должен был стать глазами и ушами группы, обеспечить ее первоначальной информацией, позволяющей основным силам действовать более эффективно. Средства маскировки, скрытые перемещения, изучение взрывных устройств и типов оборонительных сооружений противника, изучение русского языка, методов допроса. День за днем. Их выматывали до бессознательного состояния на марш-бросках и на тренировках по рукопашному бою с оружием и без. День за днем рядом, плечом к плечу, в условиях полной и необходимой взаимовыручки. К исходу второго месяца группа стала единым организмом. По крайней мере в отношении войны. Вернер был увлечен подготовкой, чувствовал, что изменения, происходящие в нем, идут ему на пользу. Дают новое, ни с чем не сравнимое удовольствие от чувства уверенности в себе. Их командиры Штайн и Клаус, будучи хорошими психологами, быстро внушили всем чувство гордости за принадлежность к войсковой разведке, как к элитному подразделению армии вермахта. Каждый новоиспеченный разведчик понимал, что его отобрали из общей массы за определенные качества, благодаря которым он превосходил многих других. Помимо воинских навыков Штайн, похоже, не в меньшей степени вел отбор по уровню преданности идеалам рейха. После занятий по идеологической подготовке Вернер, с течением времени, начал сомневаться в прозорливости командира, ведь, несмотря на мощную пропагандистскую и психологическую обработку, по этому критерию он по прежнему подходил меньше всего. Его исправная служба дала Штайну ложное представление о политической подкованности Вернера, в то время как в душе молодого человека шла мучительная борьба. В группе не были приняты патриотические лозунги, никто не требовал блеска в глазах, но все, кроме Вернера, похоже, действительно считали себя людьми высшей расы. Такая позиция претила ему, не позволяла окончательно разрушить барьер, стоявший между ним и новыми сослуживцами. Хотя со многими из них у него завязались дружеские отношения. Фамилии и имена были запрещены. Секретность была возведена в культ. Вместо этого все солдаты получили прозвища, по которым были обязаны обращаться друг к другу. Множество их пошло от физических особенностей разведчиков. Бегун и Хромой, Слухач и Шея. И от их привычек. Так получили новые имена Курильщик и Щелчок. Многие носили религиозные кулоны, кресты и амулеты. Это не возбранялось. Запрещалось проявление любой принадлежности к воинскому званию и месту службы. Поэтому многие получили клички от того, что было изображено на носимых безделушках. Таким образом в группе появились Медведь, пулеметчик ударной группы, Кот, Викинг, Тор и Маска, а так же Праведник и Грешник, братья-близнецы, саперы, молившиеся перед каждым отбоем, стоя на коленях у своих коек, держа в руках свои крестики. К Вернеру прозвище приклеилось моментально, но было хоть не таким обидным, как Белоручка. Он стал Птицей. А потом, после двух месяцев обучения, разведгруппа Вернера была переброшена на действующий фронт. Они успешно выполнили несколько операций, самой удачной из которых был захват машины с русскими офицерами штаба, штабными документами и картами, на которых они устраивали засаду несколько дней. При выполнении заданий Вернер действовал автоматически, используя полученные в разведшколе навыки. Служба в войсковой разведке была совсем не такой, как в пехоте. На Вернера, как наркотик, действовала секретность и скрытность операций. Он понял, что для него ночные рейды и многочасовое лежание в засаде были намного увлекательнее стрельбы из окопа и бега рядом с "Тиграми". Он больше не видел раздавленные гусеницами , изуродованные осколками мин тела. Для него началась увлекательная игра в войну. Да, Вернер был доволен новой службой.