— Молодец, сообр-ражаешь! — похвалил он меня и снова взял курс на северо-восток. Я — за ним.
С такой высоты уже видны крыши престижных домов вдоль Ленинского проспекта, фигурка Гагарина на верхушке стелы, и еще дальше, в солнечной дымке — зелень Нескучного сада, «дом с мозгами», он же новое здание РАН. (Странное нечто на его верхушке, сверкающее самоварным золотом, действительно напоминает парадный комплект мозгов для квадратной головы. А что помещается в этих мозгах, вы знаете? Ну да, под ними — кабак, это известный факт, а вот в самих мозгах? Э-э, никто не знает. Или почти никто.) Купола Андреевского монастыря, радостный блеск реки… Но снимать вид вдаль я еще не умею, для этого надо резко повернуть вверх и очень точно поймать момент. Да и не вытянет мини-камера такое расстояние. Ладно, полюбуюсь бескорыстно.
Под нами теперь проплывали институтские улицы между Вавилова и Ленинским проспектом. Крыши уже не гудронные, а двускатные, ржаво-красные либо изумрудно-зеленые, отсвечивают матовыми гранями. Исчезли детские садики и магазинчики — сплошные заборы, купы кустов да косые тропинки через газоны к дыркам в заборах, по которым ученые ходят друг к другу в гости пить чай. Вот параллелепипед коричневого цвета, похожий на ржаную буханку, а за ним, кажется, внутренний двор…
Меня ударило в плечо, так сильно, что я едва не перекувырнулась. Я даже не поняла, откуда они взялись. Отчаянно замолотив крыльями (гадская камера!), еле успела увернуться от следующего удара: жесткий черный веер с размаху смазал меня по клюву. Две вороны атаковали нас с такой злостью, будто мы покушались на их гнездо и самых красивых в мире воронят. Опухли, что ли, какие воронята в сентябре!!! Поубиваю придурков нафиг!
Я со всей ярости заорала, призывая на помощь окрестных галок: чердаков здесь полно, должны же у меня тут быть родичи! Против воздушного боя с воронами я ничего не имею. Особенно если он правильно организован, то есть на одну ворону приходится четыре-пять галок. Иначе нечестно: у них превосходство по массе. Но Рязанцев, само собой, не мог подвергать даму опасности.
— Каа, крраа! — И тут же «перевел»: — Галочка, чер-рт с ними, уходим!
Как скажете! Инструктора надо слушаться, хотя, конечно, жаль.
— Может быть, и вправду воронят защищали — лето было долгое, иногда они по осени делают второй заход. Наверное, там, в ИМЭФе, гнездятся, на чердаке. Да кто их знает, Галочка, что у них в голове, — весело ухмыльнулся Рязанцев, наливая из кофеварочной колбы благоухающий настой в две золотые «гостевые» чашечки, похожие на цветы из папиросной бумаги. К изысканному кофе полагались простецкие сушки, маленькие и хрупкие, будто безе, — другой выпечки в доме не нашлось. Он вообще редко покупает хлеб и хлебопродукты, не любит. Чернослив в шоколаде я принесла с собой.
Мы уже слили наши фотографии в компьютер, я списала свои на флешку. Святослав Николаевич был ко мне очень добр, даже перекосяченную перспективу чуть ли не на каждом втором моем кадре комментировал деликатно: «Это вы в повороте снимали, при поворотах всегда легкий крен». Да-а, если судить по моим фотографическим достижениям, летаю я не прямо, а крупным зигзагом, примерно как наш сосед по площадке в пятницу вечером! Ни кадра без поворота.
— У них бывают приступы агрессивности. Ну вот такие они дуры, когда выпьют! Опять-таки, грачей вороны недолюбливают — так сказать, поналетели всякие в нашу Москву… Спасибо, камеры целы.
Я покивала, соглашаясь. Как хорошо известно каждому оборотню, то, что животные якобы не сходят с ума и не совершают бессмысленных действий, — кабинетная выдумка. Аппаратура цела, крылья унесли, и отлично. Охота была с хулиганьем связываться.
— Не знаю, кем-кем, а вороной не бывала. Даже и представить не могу, хау ит из ту би крау…
Рязанцев рассмеялся, я тоже. Статью под названием «Каково быть летучей мышью» несколько лет назад опубликовал в одном знаменитом журнале один зарубежный ученый (обойдемся без имен). Статья наделала шуму в научном мире. Смысл ее состоял в том, что человек может разобрать летучую мышь по косточкам и перепоночкам, выделить из нее все химические вещества, прочитать все гены, смоделировать на компьютере эхолокацию — но тонкая и неуловимая психика животного навсегда останется тайной. Потому что не дано человеку понять, как это — спать вниз головой и по отражению ультразвука находить в темноте летящего мотылька. Естественно, уважаемый автор статьи даже в шутку не предлагал спросить об этом у оборотней. Ученые в нас не верят. Кроме тех ученых, которые сами оборотни.