Он сел назад в гамак, надвинул очки на нос, отхлебнул из стакана и прополоскал жидкостью рот.
— Ну, мистер Флокс, — сказал он, — надеюсь, вы привезли нам массу новостей из внешнего мира?
— Боюсь, что нет, сэр, — ответил Питер. — Видите ли, перед отъездом сюда я был на Барбадосе, а это отнюдь не центр цивилизованного мира.
— Очень жаль, — вздохнул король. — Как видите, я пытаюсь узнать из газет обо всем, что творится на свете, но поскольку они приходят с опозданием на месяц, я всегда чуть не последний узнаю о нашумевшем скандальном убийстве или о том, кто кого сверг. Если бы вы знали, как это тягостно! Направишь ноту соболезнования какому-нибудь главе государства, а тебе ее возвращают с пометкой: «По данному адресу не проживает». Вот у всех и создается впечатление, будто меня не интересует, что делается в мире.
Ганнибал чуть было не рассмеялся, но сумел себя сдержать.
— Мистер Флокс, — продолжил владыка, — не удивляет ли вас порой мировая пресса? Когда читаешь все эти документы, начинаешь думать, что они сочинены слабыми людьми, про слабых людей и для слабых людей. Так, кажется, говаривал Авраам Линкольн, я не ошибся? Но все те редкие случаи, когда я получал удовлетворение от прессы, — все они здесь, в альбоме! Месяц назад я прочитал о случае в Сербитоне, где я проходил практику в бытность студентом Лондонской школы экономики. Вот что там случилось, только представьте себе:
Идет себе человек смирненько, никого не трогает, и вдруг ему на голову — бац! — кусок зеленого льда, и он теряет сознание. Полиция провела исследования и пришла к выводу, что это… что лед был твердым блоком мочи, выброшенным по ошибке из пролетающего на большой высоте реактивного самолета. Пока содержимое летело вниз, оно успело замерзнуть. Кто бы мог подумать, что в милом Сербитоне можно погибнуть ни за что ни про что во цвете лет только потому, что грозная, жестокая судьба пошлет на твою голову аэроплан с уборной? Или вот еще: читаю в «Сингапур таймс», что принц Снельский, по неподтвержденным данным, скоро женится. Не стыдно ли предавать молве все, что связано с королевским саном! Да за это надо бы съе… Я хотел сказать, сажать в тюрьму на длительные сроки! Верно я говорю?
— Раз так, то бедняга Симон Дэмиэн заслуживает пожизненного заключения, — сказал Ганнибал. — Как вам понравился ваш портрет со свиньей на первой полосе?
— Неплохо, — сияя от удовольствия, сказал король. — Я бы даже сказал, изысканно! Я послал бедной миссис Амазуге большую корзину фруктов в качестве компенсации за нанесенный газетой моральный ущерб, а потом целый вечер сочинял господину Симону Дэмиэну одно из самых страшных писем, какие когда-либо выходили из-под моего пера! Для пущей важности я наложил на него столько печатей, что содержание ему вряд ли удастся разобрать. Как я старался! Я даже пригрозил ему высылкой с острова! Удивительно только, почему ему начхать на мои послания? Он ни разу не придал им значения.
— Скажите спасибо, что он не печатает их, — заметил Ганнибал.
— Как бы мне хотелось, чтобы он это сделал, — задумчиво сказал монарх. — Я так мечтал когда-нибудь напечататься!
— Я только одного боюсь, — хмуро сказал Ганнибал. — Вы дадите Симону материал для публикации, а он насажает туда столько ляпов, что не обрадуетесь.
— Вот то-то и оно-то! — воскликнул король. — Если бы не юмор, который так и брызжет со страниц «Голоса Зенкали», я бы давно уже отрекся от престола! Несколько недель назад я прочел там буквально следующее: «Король обходит строй почетного караула. На нем — в атласное свадебное платье цвета персика, украшенное брюссельским кружевом, в руках — букет белых лилий. Подруги невесты — капрал Аммибо Аллим и сержант Гула Масуфа — получили строгий выговор за личное мужество».
Король загоготал, откинув назад голову. Его громадное тело так и тряслось.
— Уверяю вас, мистер Флокс, — сказал он, вытерев глаза, — если когда-нибудь станете у кормила власти, возьмите редактором вашей газеты ирландца, а наборщиком — зенкалийца. С ними не соскучишься.
— Когда у вас заседание совета? — спросил Ганнибал, поглядев на часы.
— Ах, Ганнибал, Ганнибал, — раздраженно сказал Кинги. — Как вы смеете напоминать мне о делах, когда я наслаждаюсь жизнью?!
— Вы будете ставить на голосование вопрос об аэродроме?
— Да, разумеется, — сказал Кинги и поглядел на Ганнибала взглядом человека, испытывающего неловкость. — Понимаю, Ганнибал, что вы не в восторге от этой идеи, но что я могу сделать, если все вокруг — двумя руками «за»?! Когда идея воплотится в жизнь, я смогу быть спокойным за будущее Зенкали. Да что там я — все держатся мнения, что это пойдет на благо острову! Право же, милый мой друг, признай, что у этой идеи немало плюсов. Не следует думать, что все так уж плохо.