— Вот именно! Все это — злостные наветы! — сказал лорд Хаммер.
— Эти бумаги — в моих надежных руках, — мягко сказал Кинги, — и всем остальным будут недоступны. Теперь о другом. Мне известно, что британскому правительству стоила больших забот и денежных затрат посылка сюда войск и гостей, и я полагаю, оно не обрадуется, если эти денежки уйдут в песок. Ну а для нас обретение старинного божества — великое событие, вполне достойное празднования. Итак, внимание: в следующий вторник состоятся грандиозный парад и народные гуляния. Надеюсь, сэр Осберт, я могу рассчитывать, что находящиеся на острове войска примут участие в торжествах?
— О да… да, конечно, — сказал слегка ошалевший сэр Осберт. — Я… буду рад помочь…
— Да, конечно, — сказал лорд Хаммер. — Можете на нас рассчитывать.
— Прекрасно, — сказал Кинги. — Ценю вашу любезность. Я передам юному мистеру Флоксу, чтобы он поддерживал с вами связь, когда дело дойдет до окончательного согласования деталей.
— Конечно, конечно, — сказал сэр Осберт. — Я буду только рад, если в столь уникальном мероприятии будет и капля моего участия.
— О да, — сказал лорд Хаммер. — Случай действительно уникальный.
Питер и Одри вернулись из Долины пересмешников для участия в заседании парламента, на котором Кинги должен был огласить решение относительно плотины и аэродрома. Кинги и Ганнибал заперлись на двое суток, трудясь над речью для владыки. Они переписывали ее шестой раз подряд, и к трем часам утра выдохлись окончательно. Наклонившись вперед, Кинги схватил Ганнибала за запястье своей большой рукой.
— Дорогой друг! — мягко сказал он. — Не ворчи на меня так! Мы ведь оба знаем, что это будет самая выдающаяся речь из всех, которые мне когда-либо доводилось произносить, поскольку я буду говорить о том, что считаю благом для моего народа, моей страны. Для меня большая честь, что ты помогаешь мне в этом, как всегда помогал во всем.
Ганнибал взглянул на владыку и улыбнулся.
— Вы слишком деликатны для монарха, — сказал он. — Я всего лишь взбалмошный балбес. Не обращайте на меня внимания.
— Мой друг, как мне не обращать на тебя внимания, если твои советы всегда были только хорошими. Ведь ты любишь Зенкали, и, не скрою, я чувствую твою привязанность и ко мне, что мне очень льстит.
— Об одном я просил бы вас, — смущенно сказал Ганнибал, — молчите об этом: не дай Бог широкой публике подумать, что я чувствую привязанность к черномазому.
Кинги запрокинул голову, заливаясь смехом.
— Милый Ганнибал, — сказал он, вытирая глаза, — если бы не ты да не газета «Голос Зенкали», каким скучным было бы мое правление!
Наконец они отстучали текст на машинке, нещадно барабаня по клавишам, и хотя содержание речи в значительной мере было придумано Ганнибалом, заключенные в ней чувства полностью принадлежали Кинги.
И вот наступил торжественный час. По такому случаю все надели свои самые красочные одеяния. Партер пестротой и яркостью напоминал лоскутное одеяло. На самом монархе был алый с желтым, ослепительно блестящий халат. Его Величество медленным шагом прошествовал по залу, отвешивая торжественные поклоны то правой, то левой стороне. Он выглядел словно только что вылупившаяся из куколки яркая бабочка. Дойдя до громадного трона, он аккуратно, чтобы не помять складки своего платья, сел на него. Затем вынул очки и, нацепив их на нос, аккуратно разложил листы с записанной на них речью. Наконец он поднялся с трона и мгновение простоял молча; одеяния ниспадали с его могучей и величественной фигуры, словно победные знамена.
— Друзья, — начал он своим глубоким, раскатистым голосом, — сегодня я имею честь сообщить вам новости, которые не только удивительны сами по себе, но и представляют исключительную важность для всех нас и будущего Зенкали. Мы здесь, на нашем острове, живем в век чудес. Нам повезло, ибо для большинства людей чудеса остались где-то в глубокой древности; до недавнего времени я тоже так считал, но теперь позвольте поставить этот тезис под сомнение.
Он сделал паузу. В зале стояла удивительная тишина — трудно было поверить, что столько людей могут вести себя так тихо.
— Нам придется обойтись без аэродрома, — сказал Кинги, сняв очки и используя их для того, чтобы подчеркивать высказываемые мысли, — и вот почему. Если бы мы пошли на строительство аэродрома, то ввергли бы экономику Зенкали в глубокий хаос. От этого пострадали бы все без исключения. Позвольте разъяснить, как мы пришли к такому выводу.
Он снова надел очки, заглянул в свои записи, а затем посмотрел в зал.