их, у нас, к счастью, нет ни минералов, ни нефти, а значит, мы не представляем интереса ни для одной крупной державы, которая в противном случае прибрала бы нас к рукам. В-четвертых, у нас полная занятость, не считая, конечно, хронических алкоголиков да старых маразматиков, не способных к труду. В-пятых, у нас нет тяжелой промышленности и почти нет легкой, а потому ничто не отвлекает людей от матушки-земли. В основе нашего общества по-прежнему лежит сельскохозяйственное производство, которое не только полностью обеспечивает нас продуктами (за одним-двумя незначительными исключениями), но и позволяет продавать кое-что на экспорт. В-шестых, и это самое главное, Бог послал нам — нам одним! — дерево амела, из которого проистекает все благополучие острова.
Ганнибал снова встал с кресла-качалки и принялся беспокойно ходить взад-вперед по комнате. Наконец он остановился и залпом выпил стакан, поставив одну ногу на могучую спину тибетского мастиффа.
– Так что заруби себе на носу, юноша! Единственная по-настоящему ценная вещь на этом острове — дерево амела! От его экспорта мы получаем большие прибыли, позволяющие Зенкали поддерживать положительное торговое сальдо и обеспечивающие каждому зенкалийцу курицу в супе, как говаривал Людовик XIV. Благодаря этому замечательному дереву мы почти не знаем, что такое подоходный налог, да и пошлины на импорт являются чисто символическими. Из года в год экспорт дерева позволяет
поддерживать наш бюджет на чрезвычайно выгодном для
островитян уровне.
– Все это правильно,— сказал Питер, осмелевший после второго стакана.— Но так ли уж мудро, чтобы будущее острова зависело от одной-единственной культуры?
– А почему бы и нет? — в свою очередь спросил Ганнибал.— Возьми Маврикий. Он почти полностью зависит от сахарного тростника. Один циклон — и вся экономика острова псу под хвост. А здесь не бывает циклонов, и даже если Земля начнет вращаться в другую сторону, у нас их все равно не будет. Вот почему я считаю этот остров уникальным. Не лезьте в его дела, и он будет жить припеваючи! Но если мы допустим, что этот идиотский аэродром будет построен, то ничего, кроме всеобщего несчастья, нас не ждет.
– Ну так объясните почему! — настаивала Одри.— Вы что-то все увиливаете от объяснений.
– Так вот слушай, деточка,— сказал Ганнибал.— Если ты думаешь, что это будет тихий, мирный аэродром, с которого будет очень удобно гонять по выходным за покупками, в Джакарту, то ты ошибаешься. Это будет крупное военное сооружение. Чтобы построить этот чертов аэропорт, для начала потребуется соорудить каскад мощных электростанций. Как только у нас появится мощный источник электроэнергии, сюда тут же потянется промышленность. А куда хищный промышленник запустит свою лапу, там разорение и нужда, ясно тебе? Далее. Работников комплекса нужно снабжать. Как же они собираются это делать? Взорвать риф, чтобы в образовавшуюся дыру могли проходить крупные суда и становиться здесь на якорь. Так в одну ночь мы становимся укрепрай-оном вроде Плимута, с крупным аэродромом, полным истребителей, а значит, случись какой конфликт — и мы немедленно становимся мишенью для врага. Кроме того, представь себе пять-шесть тысяч изнывающих от скуки бравых летчиков и моряков: ты понимаешь, что это значит? Нет, я решительно против этой затеи! Всеми печенками, всеми фибрами души! Но боюсь, меня никто не послушает! А уж теперь, когда этот проходимец Лужа протянул к пирогу свои жирные пальчики, я опасаюсь и думать о последствиях.
– Правда ли, что он прибрал к рукам единственную долину, где можно построить электростанции? — спросил Питер.
– Боюсь, что так,— угрюмо сказал Ганнибал.— Чего теперь говорить, я сам во всем виноват! Я так увлекся, объясняя Кинги, насколько опасна затея со строительством аэропорта, что не позаботился о многих других важных вещах. Я должен был бы убедить Кинги ввести эмбарго на продажу земель, по крайней мере пока мы не придем к определенному решению, но только я собирался это сделать, как появился этот отъявленный мошенник Лужа со своими спекулятивными доводами. Ну и, конечно, скупил
долину за понюшку табаку. А что поделаешь? Никто другой не хотел покупать ее. Эти чертовы долины никак нельзя использовать — хотя бы потому, что до них очень трудно добраться. Так Лужа и скупил эти земли за бесценок. Вот увидишь, это еще приведет к большой склоке!
– Почему? — спросил Питер.— Я имею в виду, что, кроме очевидных причин, есть еще какие-то?
– Видишь ли, Флокс, в чем дело… Как тебе, должно быть, известно, между племенами гинка и фангуасов есть некоторые трения. Наш дорогой Лужа из фангуасов, а земли он купил у вождя гинка Гоусы Маналовоба. Вполне естественно, когда старина Гоуса — сам порядочный плут, надо отдать ему должное! — обнаружит, что Лужа надул его на несколько сот тысяч фунтов, он с этим не смирится. Конечно, сделай это кто-то другой, он тоже был бы не в восторге, но Лужа — особая статья. Если бы мы провели опрос общественного мнения, кто самая непопулярная фигура на Зенкали, то и фангуасы, и гинка единодушно назвали бы имя Лужи. Он всем настолько омерзителен, что от него шарахаются, как от целой колонии прокаженных. Большинство зенкалийцев — а то и все — согласится со мной, что его надо было задушить подушкой в колыбели.
– Капитан Паппас рассказывал, что он получил огромную взятку от строительной фирмы, чтобы строительство поручили именно ей,— сказал Питер.— Это действительно так?
– Очень на него похоже,— сказал Ганнибал.— Правда, это самые последние слухи, так что никто еще ничего не проверял. А если и проверят — не исключено, что он выкрутится! Этот Иудушка Искариот сумеет представить себя святым Франциском Ассизским.
– Так почему же он министр развития, раз он такой плут? — спросил Питер.
– С легкой руки Кинги,— хмуро сказал Ганнибал.— Он как монарх имеет огромное влияние в сфере политических манипуляций и иногда позволяет себе такие ве щи, что у меня волосы дыбом становятся. Когда он, надо сказать ко всеобщему ужасу, назначил Лужу министром, я спросил его, почему он так поступил; он ответил, что самых отъявленных жуликов лучше держать в поле зре ния и давать им достаточно хлебные должности — пусть не слишком сокрушаются, что им пришлось немного по ступиться своей нелегальной деятельностью. Надо отдать должное Луже: до последнего времени он не слишком вылезал за рамки приличия, но боюсь, шанс сделаться миллионером стал для него слишком большим искушением. Предвидя бурные денечки, я предупредил об этом Кинги, но он и слушать не захотел. Похоже, он почемуто считает, что аэропорт и все с ним связанное пойдут на благо Зенкали и что его долг — осчастливить родной народ. Знаешь, порой он слишком серьезно воспринимает свою роль и, как следствие, делает ошибку за ошибкой.
– Но еще хуже, когда он стремится продемонстрировать всем свое чувство юмора,— сказала Одри.— Помнишь, сколько шуму он наделал, введя институт мальчиков-грамотеев?
–Мальчиков-грамотеев… Это еще кто такие? — спросил заинтригованный Питер.
– Один грамотей привез тебя сюда,— сказал Ганнибал.— Мальчики-грамотеи — это своего рода королевские курьеры. Все началось с того, что Кинги начитался книг о первопроходцах Африки — Стэнли, Ливингстоне и им подобных. Он узнал, что эти люди переняли у африканцев обычай посылать друг другу вести, пряча их в специальных полых тростях, загорелся этой идеей и ввел институт курьеров с тростями для переноски сообщений и сопровож
дения гостей. А так как на здешнем жаргоне любой текст — будь то письмо или книга — называется грамотой, их и назвали «мальчики-грамотеи Кинги». Более образованные зенкалийцы в лежку лежали от смеха: они сказали, что это возвращение в каменный век и что в глазах других народов зенкалийцы станут посмешищем. На это Кинги тут же дал ответ, по-моему не лишенный остроумия. Он
сказал, что европейцы всегда свысока поглядывали на «цветных»: мол, те даже порох не смогли выдумать; ну и что, что мы порох не выдумали, зато мы выдумали полую трость для переноски сообщений! Надо гордиться нашим наследием, а не стыдиться его!