Мы сразу обратили внимание на это странное обстоятельство. Люди уходили к нам не таясь, а дозоры той стороны делали вид, что ничего не замечают.
Но дело было не только в этом. Понятно, что нарушителям не мешали уйти с того берега. Но почему они открыто, будто стремясь, чтоб мы их увидели, плыли в нашу сторону?
И я и Илья Ишонков — мы были в эту ночь с ним в паре — почти одновременно подумали: людей этих умышленно направили к нам. Пока мы будем заниматься ими, кто-то другой тайно переплывёт реку.
Сержант Ишонков остался сторожить губсар, а я чуть отпустил поводок Волка.
Пёс молча потащил меня влево, вдоль реки.
Начинало светать. Я торопливо шёл за собакой через высокие, в рост человека, камыши. Слух, зрение, винтовка — всё было наготове.
В нескольких километрах правее нас нёс дозорную службу старшина Владимир Кузьмич Романов. За много лет службы на границе он двадцать раз приводил на заставу диверсантов и шпионов.
Мы с Ильёй — ученики старшины. Он обучал нас всему, что не только помогает успеху дела, но зачастую и спасает жизнь пограничника.
Мы можем различить на слух поступь тигра от поступи кабана и поступь кабана — от шагов человека. Мы знаем, как выглядит любой куст, любое дерево нашего участка ночью. Мы можем наизусть сказать, сколько крупных камней лежит на берегу, откуда и куда идёт любая тропа, куда выплывет на нашей стороне нарушитель, вошедший в воду, скажем, возле старого тополя на том берегу.
И вот я шёл, стараясь не сделать ошибки.
Мне посчастливилось увидеть нарушителя в то последнее мгновение, которое оставалось у меня ещё в запасе. Упусти я этот миг — и потерял бы врага, дал бы ему возможность проникнуть в глубь нашей земли или вернуться к своим...
Леванов замолчал и взглянул на Ишонкова, будто спрашивал его: «Так ли я говорю, Илья?» И, убедившись, что «так», продолжал:
— Неподалёку от берега находится небольшой островок, густо поросший камышом. Островок этот — наша земля. Я заметил нарушителя в то мгновение, когда его губсар входил в прибрежный камыш. Задрожали метёлки камыша — человек выбирался на сухое место. Потом всё стихло.
Я понял: нарушитель хочет отдохнуть, дождаться темноты и тогда уже плыть к нашему берегу.
Надо было действовать немедля. Лучше всего было взять нарушителя сейчас же, пока он не отдохнул.
Я быстро пробежал вверх по реке и разделся. В трусах и майке вошёл в воду. Патронташ надел на шею, правую руку с винтовкой поднял над водой и поплыл. Вслед за мной бесшумно спустился в реку Волк.
По прямой до островка всего двести метров. Но течение здесь настолько сильное, что меня стало тащить мимо островка. Я выбивался из сил, стараясь справиться с волнами. Волк чувствовал себя, кажется, лучше.
— Любой человек устал бы, — вставил молчавший до этого Ишонков. — Леванов только одной рукой грёб, в другой — оружие.
— Меня выручила отмель, оказавшаяся на пути, — продолжал свои рассказ сержант. — Я передохнул и вместе с Волком вскоре оказался на островке.
Без единого звука, описав в воздухе дугу, опустился Волк на грудь нарушителя.
Через минуту, прочно связав арестованного сыромятным ремнём, я поплыл к своему берегу. Собака осталась на островке сторожить задержанного.
Быстро одевшись, я побежал к лодке, спрятанной неподалёку. Спеша вдоль контрольной полосы — только птица может перелететь эту полосу, не оставив на ней следа, — я заметил на мягком грунте отпечатки пары ичигов.
Кто-то с юга на север пересёк границу!
Что было делать? Идти по следам? Бежать к товарищу? Возвращаться на остров?
Я решил найти сержанта Ишонкова.
Илья стоял на прежнем месте с винтовкой наготове, а возле него, лицом вниз, лежали на земле те самые два нарушителя, которые на виду у нас переплывали Амударью. Сержант ждал меня.
Мы сразу почему-то решили, что скрывшийся нарушитель — самый опасный враг. Собственно, не «почему-то», а по совершенно определённым причинам.
Эти двое, плывшие открыто, конечно, мелкая сошка. Тот, кто остался на острове, — очевидно, новичок, и едва ли ему поручили что-нибудь серьёзное. Оставался этот ушедший в глубь нашей земли опытный и смелый враг. Трус не пошёл бы днём.
Кони наши стояли в небольшой лощине, укрытые высокими камышами. К седлу ишонковского коня была приторочена клетка со старой почтовой голубкой — Синей Стрелой. Это имя она получила за быстроту полёта, за то, что всегда шла к голубятне по прямой.
Тут мне придётся сделать небольшое отступление. До армии я окончил технический институт и получил звание инженера по радиотехнике. Возможно, поэтому я не очень верил в роль почтовых голубей на службе связи. Я обычно подсмеивался над товарищами, уверявшими, что голуби, как и собаки, могут сыграть большую роль на границе.