— Птенчик волнуется! — комментировал он мои действия. — Сейчас страшный дядька командор ощиплет ему перышки!
Я только молча пыхтела в ответ. Наконец мне удалось избавить форму от ненавистного целлофана, но передо мной встала новая проблема: как переодеться? Не скажу, чтобы я очень стеснялась Джаспера, но как сообщить ему, что вовсе не парень? Со вздохом я взяла костюм, ботинки и побежала в уборную, времени было уже в обрез.
— Ой, ой! Птенчик застеснялся!
— Да отцепись ты, липучка! — буркнула я, захлопывая дверь.
По-моему, черная форма была мне к лицу, так я решила, разглядывая свое отражение в зеркале. Расстраивало только одно: в этой форме я была очень сильно похожа на девушку: такая тоненькая, такая стройная, с большими карими глазами. Хорошо еще, что парадную форму я буду надевать не так часто.
Джаспер, когда я вышла, тоже облачился в форму.
— Приготовлюсь пока, — объяснил он. — Ты смотри, не заблудись. Прямо по коридору до лифта, палуба А. Там уж спросишь.
На ватных ногах я двинулась навстречу своей судьбе. Как я ни успокаивала себя, что теперь уже поздно возвращать меня назад, но мысли все равно были самые мрачные.
Командор принимал в своем кабинете, который находился неподалеку от столовой. Удивительно, но на этот раз я не заблудилась. Двери, сделанные из настоящего дерева, оглядели меня с ног до головы своими рецепторами и, не обнаружив ничего подозрительного, открылись.
Кабинет оказался довольно большим, с проекционным экраном на стене, сквозь который на меня сейчас смотрели миллиарды звезд, с мягкими креслами, на полу вместо ковра лежал дерн, сейчас я ступала по самой настоящей траве. Сам командор стоял возле экрана и смотрел на меня. По его взгляду я никак не могла определить, узнал он меня или нет.
— Досье, — сказал он в свой наручный коммуникатор.
Звездное небо на проекционном экране сменилось фото. На фото жизнерадостная физиономия с косичками, справа от фотографии бежали столбцы текста.
— Подойди ко мне, Мария, — сказал он спокойным и ровным голосом.
Я пошла вперед на негнущихся ногах. «Сейчас он меня убьет!» — мелькнула мысль. Некоторое время он молча смотрел на меня, вернее на мою макушку, потому что голову я опустила ниже плеч.
— Что же ты наделала, Мурка! — сказал он вдруг тихо и осторожно приподнял мою голову за подбородок. — Ну-ка посмотри на меня.
Я посмотрела. Командор Шеман был совсем не старый, а шрам не левой щеке совсем не портил его внешность. Я вдруг впервые увидела, какие синие у него глаза.
— Это смертельно опасно. Что же мне делать теперь с тобой, глупая девчонка?
— Я ничего не боюсь, — сказала я чуть слышно.
— Ты не боишься, потому что не знаешь! — крикнул он.
Я вздрогнула. Он постарался взять себя в руки и некоторое время молча смотрел на звезды, которые вновь появились на экране, потом заговорил.
— Когда я набирал добровольцев, я имел в виду взрослых людей, которые осознанно делают этот выбор. К тому же, заметь, в команде нет ни одной женщины. Возможно, ты посчитаешь это дискриминацией, но я оставил за собой право выбора. Тяжело быть ответственным за жизни людей, вдвойне тяжело, если это жизнь неразумной девчонки, которая сама не знает, что натворила.
Я молчала, потому что понимала — оправдываться глупо. Что бы я сейчас ни сказала, прозвучит банально. Но я-то знала, мой поступок имеет смысл. Для меня.
Быть может, командор увидел что-то в моих глазах, потому что его взгляд немного смягчился. Он положил свою тяжелую руку мне на плечо.
— Все равно слишком поздно что-то изменить. Я сам виноват, надо было все проверить самому. Иди…
Я поняла, что остаюсь. Мне бы радоваться, но я чувствовала себя ужасно виноватой. Уже у самого выхода он вдруг окрикнул меня:
— Мария.
Я обернулась.
— На шаттле больше нет женщин. Чтобы не было нарушения дисциплины, тебе придется играть свою роль до конца. Теперь ты — Феникс.
Это я и сама понимала.
— Иди, — повторил он.
У выхода я обернулась, командор стоял посреди кабинета немного ссутулившись, словно что-то тяжелое давило ему на плечи.
За дверью уже ждал своей очереди Джаспер.
— Ну как? — спросил он шепотом. Похоже, несмотря на всю свою браваду, бедняга тоже волновался.
В ответ я сложила из большого и указательного пальцев букву «О», мол, все нормально. Говорить не хотелось: в горле пересохло.