— Они до них добрались! — вскрикнула я в ужасе.
— Да. Я не думал даже, что это можно сделать так быстро. Я понял это по тому, что мой браслет переключился на автономное питание, которого хватало обычно от силы на час. Навязчивая песня резанула по ушам необычно высокими нотами и тут же стала еле слышна, ясно было, что надолго ее не хватит.
— Когда энергия закончится, — решительно сказал Питер, взглянув на наши посеревшие лица, — мы будем петь.
Мы шли к шаттлу, по очереди включая на своих браслетах веселые песенки, которые нам установил наш молоденький техник. Жив ли он еще?
Шаттл ждал нас. Он казался несокрушимым, как скала, казался нашей надежной защитой. Но мы понимали, что это чувство обманчиво. Мы шли в логово зверя.
Шеман снова замолчал. Я думала, что он сейчас заговорит снова, но пауза сильно затянулась.
— А что было потом? — прошептала я.
— Потом… Потом были пять дней сводящего с ума ужаса, когда не знаешь, кто сейчас рядом с тобой: друг или враг. Когда горло пересыхает от того, что постоянно вынужден петь, и петь, и петь, так что потом эти песни больше напоминают хрип. Когда шаттл медленно умирает от того, что энергии больше нет и нельзя даже подать сигнал бедствия. Я пытался организовать сменные вахты, когда кто-то один пел и давал другим возможность отдохнуть, но бывало и так, что среди этих людей оказывалась тварь, только и ждущая момента, когда сторож сделает паузу хотя бы на несколько секунд, и тогда — смерть.
Их невозможно было вычислить. Никак. Оно смотрит на тебя знакомыми глазами, говорит так же, как говорил бы твой товарищ, секунда — и это уже пожирающая тварь. Мой экипаж таял на глазах. Мы все уже мысленно попрощались с этим миром… когда небольшой патрульный корабль опустился на Пандору. Это командование, не получив от нас никаких новостей за пять дней, забило тревогу. К моменту его прибытия людей на шаттле осталось всего тридцать человек.
— Тридцать?! — пискнула я. — Я слышала, что больше сотни!
— Нет, это не так, — покачал головой командор. — Цифру специально немного завысили. Как будто трагедия станет от этого менее трагичной.
Он грустно усмехнулся.
Когда патрульный корабль опустился рядом с «Искрой», я один вышел навстречу, так как был только в себе уверен на все сто процентов, и показал руками знак «биологическая опасность», что должно было заставить экипаж патрульника оставить корабль загерметизированным. Это сработало.
— Что у вас произошло? — спросил командир по громкой связи.
— У вас есть музыкальные записи? — крикнул я вместо ответа.
Могу себе представить, какой диагноз они мне поставили. Но к чести сказать, командир патрульника не стал спорить с умалишенным, и вместо ответа включил «Грусть» Моцарта. Я обернулся к шаттлу и подал руками знак: выходите!
Как я и предполагал, вышли только люди. Очевидно, инструментальная музыка оказывала на них куда более сильное воздействие, чем наше жалкое мурлыканье, которое они худо-бедно еще могли переносить.
Больно было всматриваться в лица тех, кто выходил из шаттла. Но еще больнее было осознавать, как мало их осталось, и что все те, кого я минуту назад считал живыми, на самом деле — лишь призраки. Майки, с которым я говорил буквально полчаса назад, так и не вышел. Зато вышел хмурый Питер, это вдохновляло — он не зря боролся.
— Да что у вас тут такое, черт возьми, происходит?! — крикнул капитан корабля, и я уловил в его голосе истерические нотки. Представляю себе его растерянность.
— А вы не хотели улетать… Я слышала…
— Да. Не хотел. И не улетел бы. Если бы не Питер. Он предполагал такую возможность и под видом того, что хочет похлопать меня по плечу, вколол мне слоновью дозу снотворного, которое заранее стащил из медблока.
— Я рада, что он это сделал, — прошептала я, сама не понимая, зачем произношу это вслух.
Командор, который все еще держал мою руку, тихонько ее пожал:
— Ну, тогда и я тоже.
Но тут меня озарила одна страшная мысль, словно вдруг кусочки мозаики неожиданно сложились сами собой, и я увидела картинку, на которую смотреть было невероятно жутко. Охраняемая темная комната, музыка, пустой сейф, лицо человека, залитое кровью. Его слова: «Он вырвался».
— Но был еще один, — сказала я, словно самой себе. — Он каким-то образом проник на корабль. Он прилетел на Альфу. Вам удавалось все это время удерживать его взаперти. Но потом что-то произошло, и он сбежал. А потом? Что?! Вы заключили какой-то договор?! Это его мы должны вернуть на Падору?!