После третьего урока я спустилась на второй этаж посмотреть, в классе ли Уиль. Его место за партой пустовало.
Когда я вернулась домой, Уиль по-прежнему лежал с открытыми глазами. Он явно не вставал с постели. Я приготовила рис. Поставила еду на стол и потрясла Уиля за плечо. Он не встал. Может, замерз? Одеяло было тонким и не слишком хорошо согревало.
— Ешь! Не будешь есть, станешь похож на карлика! — объявила я не терпящим возражений тоном и села ужинать.
Поев, я отодвинула низкий столик в угол и принялась за домашние задания, а потом стала писать дневник.
«Сегодня утром я встала, почистила зубы и пошла в школу. Первым уроком был корейский язык, вторым — арифметика, третьим — биология, а четвертым — физкультура…» Больше делать мне было нечего.
Безбровое лицо Уиля, неподвижно лежащего на постели с открытыми глазами, пугало меня. К госпоже Ёнсук я не могла пойти: за стеной звучало не радио, а нескончаемые молитвы вперемешку со стенаниями. Женщина из церкви — та, что уже приходила, — молилась за исцеление госпожи Ёнсук. Старухе не нравилось, когда я заявлялась во время молитвы. Закрыв комнату на ключ, чтобы Уиль никуда не делся, я вышла из дома.
Вагончик передвижного буфета с брезентовым верхом сиял окнами, как цветастый абажур. Оранжевый свет создавал иллюзию тепла, внутри шумно смеялись и разговаривали.
— Кого ты ищешь? Отца? Тебя послала мать?
Вышедший облегчиться мужчина, шатаясь, направился ко мне, взял за руку и втащил в вагончик.
— Эй, Ким! Тебя ищет дочь. Ее прислала твоя жена.
Чад, а может, запах жареного мяса, подогревал атмосферу. Мужчины сидели вокруг служивших стойкой козел.
Красные рожи пьяниц блестели под светом ламп.
— Да это наша младшенькая! Садись сюда.
— Хочешь пойти со мной и стать моей дочкой? Мадам, подайте-ка нам несколько вертелов с шашлыками. Держу пари, ты и куриные желудки любишь, так ведь?
— Собираешься откормить ее, а потом сожрать? Станешь покупать ей шмотки и еду?
Они были очень добрыми. Усадили меня рядом с собой и накормили мясом и угрем.
— Гляди-ка, с аппетитом у нее все в порядке.
— Я всякую еду люблю.
— Значит, и выпить не откажешься?
Мужчина, с которым я пришла в буфет, протягивал мне стаканчик.
— Давай, до дна!
Я выпила одним глотком. Алкоголь обжег горло, щеки у меня загорелись.
— Сколько тебе лет?
— Одиннадцать.
— Врать нехорошо. Ты явно старше.
— Я не вру! Я родилась, когда упал самолет. Кажется, тогда умерло много народу. Меня зовут Уми. Самая красивая девочка во Вселенной. Моего младшего брата зовут Уиль. Мама назвала его так, чтобы он стал храбрейшим мужчиной во Вселенной.
— Главным храбрецом Вселенной? Твоя мать честолюбива. Так в каком же году рухнула та птичка, угробив кучу людей? А ведь ты права… Тебе и впрямь одиннадцать.
Я родилась, когда разбился самолет. Мой отец выращивал цветы. В тот год они хорошо продавались. Даже слегка увядшие. Вся страна укрылась цветочным саваном, и отец заработал много денег. Когда я родилась, мне купили хорошенькую колыбельку. Отец всегда сожалел о том времени, он говорил: понадобилась катастрофа и сотни смертей, чтобы флористу удалось заработать на жизнь. Мне казалось, что я наяву видела вспоротый, как рыбье брюхо, самолет, откуда падали люди без рук и ног. Мне чудился огромный расколотый взрывом и объятый пламенем самолет. Слишком уж часто я слышала от взрослых эту историю. А может, я была одной из тех, кто упал с неба.
Мой отец больше никогда так много не зарабатывал. На следующий год заморозки и наводнение уничтожили дом и цветочные поля, и мы переехали жить в город. Уилю не повезло. Когда он родился, у нашего отца не было ни гроша. Когда он родился — мальчик с огромной головой и тоненькими ручками и ножками, — мы уже стали бедняками.
— На лицо она выглядит старше, но у нее тело ребенка. Отчего так постарело твое лицо?
— Хватит повторять это слово — «ребенок, ребенок». Взрослый — это ребенок, который вырос, но никто не рождается взрослым, — насмешливо бросила я.
Я не могла сдержать смех, как будто кто-то меня щекотал.
— Убирайся прочь! Девчонка не должна бродить ночью по улицам, как бездомная кошка. Увижу тебя здесь еще раз, отведу в участок! — рявкнул сидевший в углу мужчина, он уже несколько минут смотрел на меня с явным неодобрением и теперь махнул рукой так, словно хотел подтолкнуть в спину.
— Ладно, ладно. Я уже ухожу. Нечего орать.
Весело захихикав, я приподняла брезент, чтобы выйти. Никак не могла удержаться от смеха.