— Вот это здорово, Малыш. Сразу — к делу.
— Не Малыш, а Кортни.
— Хорошо, Малыш.
От досады Кортни крепко сжала пальцы:
— Ну, так каковы ваши условия?
Джерет молча рассматривал ее грудь. Это заставило Кортни обхватить себя руками за плечи, пытаясь хоть как-то избежать его взгляда. Ну почему этот странный, несносный, твердолобый человек, который ее так раздражает, почему в то же время он заставляет ее волноваться и трепетать? Кортни кипела от злости. Ну почему она такая слабохарактерная? Ну и пусть будет суд, пусть случится все, что угодно, ни за что она не уступит его требованиям. Но мысль о том, что Джерет Кэлхоун прикоснется к ней, отняла у Кортни последние силы, ноги ее подогнулись, и ей пришлось опуститься на стул.
— У меня только одно условие, — тихо проговорил Джерет. Голос был хриплым и глухим, лицо больного стало строгим.
У Кортни же внутри все пылало. Она ненавидела Джерета Кэлхоуна, но ее тело не соглашалось с разумом. С ней творилось что-то непонятное: один только его взгляд приводил ее в трепет.
— И что за условие? — Кортни закрыла глаза.
— Я хочу, чтобы вы отдали мне Эбенезера, — медленно прозвучал ответ.
Секунд тридцать потребовалось девушке, чтобы осознать смысл этих слов. Она широко распахнула глаза и в недоумении уставилась на Кэлхоуна:
— Что?!
Он усмехнулся:
— А вы что предполагали, Малыш? Что мне нужна ваша добродетель?
Кортни вся залилась краской, в горле застрял комок, мешавший вдохнуть, слезы душили ее, в эту минуту она готова была убить Джерета Кэлхоуна. Никогда еще бешенство не овладевало ей с такой силой.
— Малыш, — тихо проговорил он, — мне бы не хотелось затрагивать ваши чувства и заставлять вас страдать. Я вовсе не отъявленный негодяй, нет.
Кортни захотелось ударить его. Впервые в жизни она испытала желание причинить боль человеку. Раньше ее всегда удивляло, что людям удается рассвирепеть до такой степени, что они затевают драку. Теперь она понимала их. Глядя на четкий профиль Кэлхоуна, Кортни чувствовала, что еще минута — и она бросится к нему с кулаками.
— Насчет себя не беспокойтесь — вы в безопасности. Держу пари, в постели вы — ледышка, — продолжил Кэлхоун.
— А я держу пари, что вы… — девушка едва сдержалась. Ее всю колотило от ярости.
— И кто же я?
— Не ваше дело!
— Пусть так, отдайте мне только птицу. — Он самодовольно откинулся на подушках.
И только сейчас, наконец, Кортни с ужасом поняла, чего от нее требовали.
— Эбенезера я вам не отдам! Вы убьете его! — с трудом выговорила она.
Заросший щетиной подбородок Джерета упрямо дернулся вверх:
— Я не только убью эту чертову птицу, я скормлю ее Адмиралу.
— Мне неприятно у вас о чем-либо спрашивать, но кто такой Адмирал?
— Адмирал Берд — мой самоед, собака.
— Этого еще не хватало — скормить собаке. Не получите вы моего Эбенезера.
— Ну что ж, суд обычно снисходителен к женщинам. Только наденьте платье, когда вас вызовут на заседание.
Пылая от возмущения, Кортни быстро заговорила:
— Эбенезер не сделал ничего плохого. Он ловит только мелких зверюшек и птиц, которыми питается.
— Рассказывайте. Он до смерти напутал моих лошадей, я едва сумел остановить их. — Джерет скривился. — Эта чертова птица даже открыла ворота.
— Эбенезер любит яркие, блестящие вещи. — Кортни опустила глаза под его внимательным взглядом. — Замок у вас, наверное, новый?
— О черт! Знаете ли вы, сколько стоят скакуны Теннесси?
— Не имею понятия.
— Это чудовище чуть не довело их до безумия своими криками, и в панике они чуть не потоптали друг друга. Отвратительная птица!
— Не могу поверить. Эбенезер совсем ручной, только он очень любит блестящий металл. И если на ваших лошадях не было уздечек, я не представляю, что могло привлечь его внимание…
— Не пытайтесь оправдать своего сокола. Может быть, он окажется даже съедобным, если долго варить. Если вы не хотите предстать перед судом, Малыш, отдайте мне птицу.
Открылась дверь, и в палату вошел врач. Джерет откинулся на подушки.
— Знакомьтесь, это доктор Петерсон, — представил он, — а перед вами, доктор, виновница моего несчастья, миссис Мид.
— Добрый день, — вошедший внимательно посмотрел на Кортни.
— Могу ли я уехать домой? — поинтересовался Джерет.
— А сможет ли кто-нибудь ухаживать дома за вами?
— Да, но только вечером, после половины пятого.
— Это совсем не то: вам нужен постоянный уход. Мне хотелось бы понаблюдать за вашим состоянием еще хоть несколько часов. Так что, если за вами некому присмотреть, вы должны остаться в больнице.