– Что? – Тётушка аж задохнулась от возмущения. – Знаешь что… Уби-бирайся вон из моего дома. Ты хочешь отбить у ме-меня мужа, вот что! – Все эти слова она произнесла на английском – так велика была её ненависть ко мне.
Оставшись в комнате одна, я опустилась на стул, не зная, что делать.
Могу ли я вернуться в наш старый дом, где из-за забора восходит солнышко?
Но там уже наверняка живут другие люди.
Может, меня приютит Бана Муленга? Всё-таки мамина лучшая подруга, она всё поймёт.
Нет, это невозможно. Она даже не приехала на мамины похороны, ни разу не навестила нас в Матеро. Я ей не нужна.
Может, попросить помощи в школе? Но как я появлюсь в таком виде перед учителями? Моя форма пришла в полную негодность, и у меня даже нет приличной обуви.
Да меня просто на смех поднимут.
Куда ещё я могу податься? Никуда.
Напуганная до смерти, я вышла во двор и стояла там одна в полной темноте. И вот, когда отчаянье моё достигло крайней степени, появился мой брат Али. Он просто взял меня за руку и сказал: «Пойдём отсюда, сестрёнка».
То ли потому, что впервые за долгое время он был так добр со мной и сказал хоть что-то вразумительное, то ли у меня просто не было выбора, но я молча кивнула и пошла за братом. Когда мы вышли на трассу, полил дождь.
Али привёл меня на другой конец города. Насквозь промокшие, дрожа от холода, мы спустились под какой-то мост. Там горел костёр, а вокруг него сидели беспризорные дети. По мосту громыхал дождь, но тут было сухо и относительно тепло. Увидев нас, ребята сначала заулюлюкали, а потом кто-то из них крикнул:
– Да это ж Али!
– Народ, это моя мфана ванга, – сказал на ньянджа Али. То есть он представил меня как свою младшую сестру, соврал и глазом не моргнул. Мы стали знакомиться. Али назвал имя каждого, но у меня так стучали зубы от холода, что я мало что расслышала.
Али засунул руку в карман и вытащил бутылочку из-под глицерина. Потряс её, понял, что там пусто, и бросил бутылочку на землю. И тогда высокая худая девочка протянула ему свою бутылочку из-под какого-то косметического средства. Кивком Али предложил мне сесть рядом с девочкой. Он поднял с земли щепку, отвинтил крышку с бутылочки и вылил на дощечку немного густой и маслянистой жидкости. Кто-то щёлкнул зажигалкой и поджёг дощечку. Али поднёс её к носу, глубоко вдохнул пары и передал дощечку мне. Мой младший брат. Я насмехалась над ним, опекала его, нерадивого, а он пришёл и спас меня. Я принюхалась, а потом сделала глубокий вдох. Резкий запах шибанул в нос, и закружилась голова. Но потом по телу разлилось убаюкивающее тепло, и мне резко захотелось спать.
– Ну вот, а ты не верила, сестрёнка, – улыбнулся Али. – Не такая уж и плохая дрянь. Просто приглушает чувство голода и согревает.
У Али заплетался язык, но он говорил на ньянджа и не сделал ни одной ошибки.
Я пришла сюда такой уставшей, и клей не просто согрел меня. На какое-то время он сжёг все мои воспоминания. Со счастливой улыбкой я прислонилась к брату и заснула глубоким сном без сновидений.
Глава 13
Прежде они для меня просто не существовали – группа подростков на Индепенденс-авеню, что возле церкви адвентистов, оборвыши, слонявшиеся вдоль Чачача-роуд, или ребята, живущие под мостом на Грейт-Ист-роуд, а также возле Каирской дороги. Они были повсюду, но я их не замечала, пока не стала такой же, как они. Мы не были похожи на персонажей с предупреждающих плакатов на тему «Не давайте милостыню бродяжкам». На подобных плакатах обычно изображали беременную женщину со стайкой детей. Женщина стоит с протянутой рукой в ожидании милостыни от какого-нибудь благополучного гражданина. Но дети эти совсем не были похожи на нас. Чистенькие, черноволосые дети в ярких одеждах. Джинсы у мальчиков разодраны на коленках ради моды. Глаза у таких детей – хитрющие, и в них нет грусти или чувства потерянности. Подошвы их босых ног – гладкие, едва покрытые пылью. «Не давайте милостыню бродяжкам». Но они не были бродяжками, потому что настоящих бродяжек на плакат не поставишь. У бродяжек Лусаки – обветренные лица в прыщах, ловкие руки, потухшие глаза, потрескавшиеся губы, а волосы изъедены стригущим лишаём.
Я вовсе не похожа на них, я не такая, как они. Так думала я, когда в первый раз понюхала клей и заснула под мостом, заменившим мне крышу над головой.