Луиза ушла, обдав меня жаром сочувствия, а мне только оставалось сгорать от стыда.
Проснувшись утром, я приняла душ, повязала поверх короткой юбки читенге и сказала Энале, что иду в парикмахерскую. На самом деле меня ждала встреча с прошлым, встреча с Бо Шитали. Я вовсе не была к этому готова, но твердила себе, что обязательно нужно получить идентификационную карточку и проголосовать. Я не была уверена, что государственные службы работают по воскресеньям, да ещё перед Рождеством. Успею ли я? Ведь до выборов оставалось четыре дня. Но какая-то неведомая сила гнала меня в дом, откуда я сбежала, даже не попрощавшись. В этом доме муж Бо Шитали столько раз насиловал меня, что я уже молила судьбу сделаться калекой, только бы он больше ко мне не прикасался. Бо Хамфри оправдывался тем, что, якобы, у меня кожа светлее, чем у его жены. Но я знала: сколько бы тётушка ни высветляла свою, это всё равно ничего бы не поменяло. И ещё: Бо Шитали – это всё, что у меня осталось, семья всё равно остается семьёй – так говорила Энала. Мы, проститутки, проживающие под одной крышей, тоже были семьёй, пусть даже в извращённом смысле этого слова. Но ведь у каждой имелась и настоящая семья, какие-то родственники, которых они навещали по несколько раз в году. В гостях они не говорили, чем занимаются. Для своей семьи они были горничными в Кабулонге или барменшами в Чаваме[97]. У всех была семья, только не у меня. Я так давно не видела Али, что он превратился в призрака, и я почти забыла его лицо. Поэтому мне очень хотелось повидать Бо Шитали.
Для конспирации я сделала крюк до салона «Фломваз», откуда доносились голоса парикмахерш, гудение фенов и плач девочки, которой оттягивали волосы, заплетая их в афрокосички. Возле салона я свернула налево и по обдуваемой ветрами дороге дошла до района Гарден Компаунд, отыскивая нужный дом. Вот они, те самые старые ржавые ворота, они до сих пор качаются на ветру, не закрываясь до конца. Я вспомнила, как много лет назад тут мелькнул девичий силуэт в жёлтой кофте и скрылся во дворе. Немного поколебавшись, я вошла.
Казалось, время тут остановилось, ничего не поменяв. Слева всё тот же нечищеный туалет, облепленный жирными зелёными мухами. Четыре сараюшки в ряд, а дальше – дом Бо Шитали. Я подошла к знакомой двери за антивандальной решёткой. Вдруг у меня кончился весь запал, и я замялась на пороге. А что я ей скажу? Просунув руку, я постучалась в дверь и неуверенно отступила назад. Дверь открыла старая женщина с грубым обветренным лицом. Она подозрительно глянула на меня и сердито сказала:
– Мы никого не нанимаем.
Женщина хотела уйти, но я просунула руку сквозь прутья решётки и удержала её за плечо. Женщина тут же стряхнула мою руку, проявив не такую уж старческую силу.
– Я же сказала – мы никого не нанимаем, – сказала женщина на корявом ньянджа и с интересом посмотрела на меня.
Не зная, как продолжить разговор, я оглянулась и увидела малыша, катающего по земле игрушечную машинку. «Др-р-р», – приговаривал он, и на его щёчках проступили милые ямочки. Проследив мой взгляд, женщина грустно улыбнулась. Сама не знаю почему, но у меня ёкнуло сердце.
– Нет, мадам, я не ищу подработку, – сказала я миролюбиво. – Я ищу свою тётушку Бо Шитали, Бо Ма Лимпо. – Почему-то я машинально перешла на лозийский и очень разволновалась. Лицо женщины смягчилось ещё больше.
– Так ты знаешь лозийский… – Она улыбнулась беззубым ртом.
– Ага.
– Ты вообще как? – как-то невпопад спросила женщина.
– Спасибо, хорошо, – ответила я. – Так вы не знаете, где моя тётушка?
Женщина молчала.
– У неё ещё была дочка, звали Лимпо, как вы уже поняли, – продолжила я.
– Ну да, точно. – Женщина задумалась, а потом грустно сказала: – Они давно отсюда переехали, уж и не знаю, где их искать. – Она выжидательно посмотрела на меня, словно надеясь на продолжение разговора. Но я не знала, что сказать, попрощалась и ушла. Я оглянулась один только раз: женщина смотрела мне вслед каким-то отрешённым взглядом, в котором навеки погасла искорка надежды.
Вечером мы с девчонками вышли на работу. Обычно с нами всегда была Рудо: это она проводила инструктаж, запоминала номера машин, в которые мы садимся, и удалялась, лишь когда все девушки были разобраны. При таком подходе непросто было делать заначки, но мы всё равно умудрялись что-нибудь да прикарманить. Иногда мне казалось, что на самом деле Рудо была рада, что у нас имеются накопления, и многое она делала для проформы, поскольку подчинялась Ба Артуру, который и являлся нашей «крышей».
Как бы то ни было, в тот день Рудо приболела. Мы допытывались, чем помочь, но она отвернулась к стене и отказывалась говорить.