Глава 21
Когда умерла наша с Эналой соседка на Бурма-роуд, ей дети даже похорон не устроили. Просто вызвали перевозку, раздолбанный фургончик, и погрузили в него тело, завёрнутое в новый читенге. Никаких пророчеств от совы накануне я не слышала.
Я осталась жить там, где жила, ночью работала, днём отдыхала. Однажды к нам заглянул покровитель Эналы и сказал, что ей не помешает барный холодильник. И он его купил и привёз, и мы стали хранить в нём дешёвую выпивку. Теперь, проснувшись часов в двенадцать, я топала на кухню и делала пару глотков холодного пива.
Я и не помню, как в один прекрасный день ноги сами принесли меня на Мумбамба-роуд, в городок Тикондане. Оглядевшись вокруг, я тихо рассмеялась. Прямо наваждение какое-то, что я тут делаю? В городок Тикондане приходили и взрослые, и дети, а некоторые тут даже жили. Вот, пыля сандалиями, двадцать ясноглазых детишек в коричневых формах идут на линейку. Десять лет назад я тоже носила форму, только зелёную. Дети выстраиваются на площадке и поют гимн, коверкая слова: Ананене отят наны…[118] С улыбкой я вспоминаю, что и у нас было так же. Мне ужасно хотелось рассказать Элише про свою школу, но гордость не позволяла.
Элиша оказался женат. Это его жена тогда в первый раз сняла трубку, и звали её Грейс. Только в Тикондане я заприметила на левом безымянном пальце Элиши тонкое серебряное кольцо, хотя в начале знакомства его не видела. Вряд ли он его снимал, да это и неважно, – убеждала я саму себя.
Действительно, для меня как для проститутки было неважно, женат клиент или нет, но по большей части они были женатики. Холостые предпочитали растянуть удовольствие и даже приплачивали за целую ночь приключений. Женатиков ублажать было проще, и меня всегда удивляло, как эти господа с золотыми часами, упакованные в костюмы-тройки и надушенные дорогим одеколоном, радуются виду обнажённой девушки, лежащей на кровати в задрипанном мотеле на задворках Лусаки. Какое они тут искали райское наслаждение? Они всегда были при резинках и надевали их, стыдливо отворачиваясь.
…Мучимая похмельем и чувством собственной неполноценности, я присела на скамейку и дослушала гимн до конца. Я рассчитывала совсем на другое с Элишей, а потому была глубоко разочарована.
Он оказался женат.
И просто имел намерение помочь мне.
Объяснить.
Чтобы я перестала заниматься проститу…
И тут появился Элиша и отвёл меня в офис. Вместе со своей женой они начали капать мне на мозги, ничем не отличаясь от остальных миссионеров. Элиша больше не был для меня обаяшкой, похожим на мультяшного кролика. Сейчас я злилась и ненавидела и его, и Грейс.
«Чимука, у человека всегда есть выбор», – говорили они.
«Наш проект существует ради таких, как ты».
«У нас бесплатные консультации по профилактике ВИЧ, а также бесплатные анализы и медицинские обследования».
«По понедельникам, средам и пятницам».
«Да-да, а по воскресеньям – общение участников проекта».
«Ты слышала что-нибудь про Иисуса Христа?»
Я была готова разреветься от обиды, но не уходила. То ли из-за жары, то ли из-за ностальгии по детству и потому, что тут пахло маминой готовкой.
– Конечно, я знаю про Иисуса Христа.
– Ты воспринимаешь его как своего личного спасителя и Бога?
– Нет.
– Мы поможем тебе принять в свою душу Господа нашего, помолиться Ему, чтобы начать жизнь с нового листа.
– Ладно, – говорила я, радуясь хоть какому-то его вниманию к своей персоне, когда он для убедительности клал мне руку на плечо.
– Давай помолимся, – предложили мне Грейс с Элишей и склонили головы. С улицы доносился весёлый детский смех.
Помолившись, мы хором сказали: «Аминь».
– Спасибо вам, – сказала я, присев в издевательском реверансе, и ушла прочь из городка Тикондане, где мне предлагали новый выбор, общение, Иисуса Христа и бесплатное медицинское обследование по понедельникам, средам и пятницам. Путь обратно казался мне бесконечно долгим. Я шла мимо больницы, развалов с салаулой, мимо складов и мастерских. Мимо заправки. Мимо рыбного магазинчика и лавки со специями. Мимо футбольного поля и забора с надписью «Мэри – босс отсос», где ожидала увидеть свою соседку, совсем забыв, что она умерла. Меня накрыла волна такого сокрушительного разочарования, что из груди моей вырвался сдавленный всхлип, перешедший в громкое рыдание.