Я остановилась, глядя на постройку под шатровой крышей, ставшую моим домом. Здание с грубо оштукатуренными стенами, покосившейся дверью – сколько уже с ним связано воспоминаний, плохих и хороших. Бывало, что мы приводили сюда мужчин, и они, понимая, что это наша территория, платили нам больше обычного. На праздники мы покупали курицу и забивали её во дворике. Я старалась готовить её, как моя мама. Курица у нас хорошо шла под пиво, так Энала предложила. И ели мы её без ншимы – просто пиво, курятина и побольше соли. Я хорошо помнила, что в трудные минуты Энала всегда была рядом, как и в день аборта. Это ж кем надо быть, чтобы убить собственного ребёнка? Я помнила, как из меня вываливались кровавые куски, у меня должен был родиться мальчик. Говорят, когда рождается мальчик, роды особенно болезненные, уж сколько таких историй я наслушалась. Говорят, боль такая, как будто ты умираешь, все внутренности переворачиваются. Ты словно находишься на грани жизни и смерти, а потом вдруг на свет появляется он, твой сын.
Смех Джемимы был слышен даже с улицы. Замявшись на пороге, я вошла в дом.
– Привет, народ, – бодро сказала я, стараясь не показывать свое зарёванное лицо.
– Ты что, ходила к тому англичашке? – спросила Энала.
– Нет, с чего ты взяла?
– Потому что там, где ты прячешь его визитку, её сейчас нет. Ну, и что он тебе сказал?
– Ничего, – огрызнулась я.
– А я знаю, что он ей сказал, – встряла Джемима, любуясь собственным отражением. Сейчас она ощупывала свою попу, словно что-то успело измениться с предыдущего раза пятнадцать минут назад, когда она стояла перед зеркалом. – Он сказал, что все места заняты и что она слишком стара для их проекта. И тогда твой англичашка предложил тебе обратиться в церковь или наняться прислугой в какой-нибудь особняк. А что? Ведь лучше спать с одним мужиком, когда его жена в отлучке. А ещё таскаться с чужой семьёй на церковные службы и свадьбы их родственников. Спать с одним мужиком и пахать без перерывов за 250 тысяч квач в месяц – это ж просто счастье. Причём непонятно, куда тратить деньги, ведь самостоятельности – никакой. Ты хочешь, чтоб было так, Чичи?
Она даже не удосужилась обернуться, глядя на меня через зеркало.
– Да, Чичи, тебе это больше подходит. А то ведь тут надо платить за аренду и думать своей головой, а ты этого не любишь. Ты же прячешься по кустам от бандитов, пока другие за тебя расхлёбывают.
– Именно, иве, – сказала Энала. Иве теперь была не я, а Джемима. – В конце недели придёт владелец дома, так что приготовься, Чимука.
Мне хотелось закричать, сказать Энале, что это я – её семья и что я ужасно сожалею о том, что с ней случилось из-за моей трусости. Мне хотелось напомнить, что это меня она спасала, когда исчез мой брат. Это с ней мы нюхали клей и делились своими девичьими секретами. Это она нашла Рудо и помогала мне втискиваться в первое платье ночной бабочки. Это меня она избавляла от комплексов, убеждая, что я очень даже миленькая, несмотря на полноту. Это мне она говорила: «Чимука, смотри, какая у тебя гладкая кожа – ни единого прыщика, в отличие от меня». Она была моей лучшей подругой, сестрой, о которой я так мечтала. А теперь она зовёт Джемиму иве, во всём соглашается с ней и хохочет, запрокинув голову, да как у неё шея не отваливается!
Бывало, подростки любили поиздеваться над нами: устраивали «покатушки» своим девушкам и привозили их к месту сбора ночных бабочек. Опускали стёкла, устраивали «кидалово», а их девушки сидели на заднем сиденье и потешались над нами. Это было крайне унизительно, но Энала научила меня сохранять достоинство: подбородок вверх, фунт презрения и ноль внимания. Именно благодаря Энале я выработала уверенную походку коварной соблазнительницы: нужно ходить как под музыку, а если ты споткнулась – придумай какое-нибудь смешное движение, никогда не сдавайся.
Я всегда чувствовала, что моя подруга рядом, даже когда меня увозили в какой-нибудь мотель, будь то «Прекрасное местечко», «Приляг и отдохни» или «Взбитые подушки». Потому что я всё делала, как учила Энала: оставаясь наедине с мужчинами, я обхватывала их голову, обвивала ногами, изображая наслаждение. А когда мужчина достигал пика, я кричала вместе с ним, имитировала конвульсии и затихала вместе с ним. За это мне и платили.
Я выжила только благодаря Энале. И вдруг она вычёркивает меня из своей жизни. Это было непостижимо.
Вечером мы отправились на работу. Сели в автобус на нашей Бурма-роуд и поехали до университетской больницы. Всю дорогу я молчала, глядя в окно и пересчитывая проплывающие мимо дома: один, два, три, четыре… Пятьдесят пять, пятьдесят шесть. Доехав до места, мы зашагали к перекрёстку улиц Аддис-Абеба-драйв и Чёрч-роуд. Настроение у меня было отвратное, но Энала с Джемимой, казалось, не замечали этого.