– Сегодня придёт хозяин дома, он требует, чтобы я расплатилась с ним, но не деньгами, – говорю я Элише. – Не хочу больше туда возвращаться.
– Хорошо, мы что-нибудь придумаем.
Он ведёт меня к небольшому зданию с табличкой «Дом». Тут живёт двадцать детей, к ним прикреплена «мама» и помощница примерно моего возраста. Зовут Пришес.
– Можешь занять кровать возле Пришес. – Элиша указывает на девушку в длинном ярком платье.
Глава 23
Я прожила в центре Тикондане девять месяцев, когда наконец был назначен суд над Али. Здание суда располагалось на улице Объединённых наций. Рядом – тюрьма и медицинский колледж. Мы с Элишей садимся в автобус и едем до места. Ещё совсем недавно мы с Эналой и Джемимой постоянно бывали на улице Объединённых наций, только совсем по другому поводу.
Мы с Элишей входим в здание суда. Тут столпотворение: мамаши бормочут молитвы, жёны пытаются утихомирить непоседливых детей, адвокаты шныряют глазами по залу, выискивая клиентов, кто-то громко разговаривает по мобильнику. Нас приглашают войти в зал заседаний, мы пробираемся поближе к скамье подсудимых. Наконец приводят Али. Футболка болтается на его тощем теле, как на пугале, руки заведены за спину и сцеплены, хотя он без наручников. Всё это кажется каким-то страшным сном, и мне хочется проснуться, как будто это всё неправда.
– На каком языке будете говорить? – спрашивает судья.
– На английском. – Голос Али звучит почти как у Тате. Я вижу только его спину, так как он стоит лицом к судье.
– Назовите ваше полное имя.
– Алисинда Джеймсон Мвия-младший.
– Алисинда Джеймсон Мвия, сколько вам лет?
– Пя-пятнадцать…
По залу проносится шёпот.
– Алисинда Джеймсон Мвия, вас обвиняют в распространении… – В голове у меня словно отключается звук, остальных слов я уже не слышу. Приговор должны были выносить на следующий день, но Али попросил меня не приходить. Я знаю, что его должны отослать в исправительную колонию, это всё же не совсем тюрьма, потому что мой брат – несовершеннолетний. Перед глазами всё время стоит картинка, как его выводят из здания суда – со сцепленными за спиной руками. Я помню, как Али оглянулся, и я увидела одновременно и Тате, и своего младшего брата. В глазах его отголоском нашего детства плясали озорные огоньки. Прошли времена детских игр и глупых ссор, это взрослая жизнь. Али чуть заметно улыбнулся, обнажив щербинку меж зубов, и на какое-то краткое мгновение я увидела в нём своего маленького брата, который уже никогда не вернётся, потому что он вырос.
Я иду домой, считая шаги, чтобы успокоиться.
Я возвращаюсь в городок Тикондане. Мы садимся с детьми в круг и распеваем вместе песенку «Хороший выдался денёк. Как поживаешь, паренёк? Давно пора нам подружиться, чтоб в танце закружиться!»
С тех пор прошёл год. Я и сама не могу объяснить себе, почему осталась жить в центре Тикондане. Помню, как боролась с тягой понюхать клей или выпить пива. Эта привычка была так сильна, что я даже прошла через небольшую ломку, но справилась. Думаю, за это я должна быть благодарна этим шебутным, наивным и смешным детишкам. Они требуют много внимания и любви, и я понемногу начинаю забывать весь этот долгий и трудный путь, который мне пришлось пройти, прежде чем оказаться в Тикондане.
Днём я занимаюсь с детьми, а вечером хожу на занятия. Кажется, моя мечта стать преподавателем английского понемногу сбывается. Все свои знания я сразу же применяю на уроках. А перед сном рассказываю детям сказку на смеси английского и лози.
– Лизази лео… – начинаю я.
– Ша? – хором спрашивают ребята.
– Однажды жила-была на свете голодная гиена. – Я вдруг замираю, прислушиваясь. Мне кажется, что где-то за окном ухает сова. Я оборачиваюсь и гляжу вдаль, выискивая среди деревьев подслеповато мигающую птицу скорби. Я всё гляжу и гляжу, затаив дыхание, но ничего не вижу. А потом вдруг понимаю, что это бибикает последний автобус, собирающий последних пассажиров.
Больше никто не пророчит смерть.
Жизнь продолжается.