Молли мысленно поблагодарила Шерлока хотя бы за то, что он продумал операцию, обеспечил женщину деньгами и инструкциями и договорился о доставке «груза». Два массивных лакированных гроба вытащили парни из катафалка и вслед за Молли спустили их в морг. Парни сдвинули крышки настолько, чтобы женщина могла потом самостоятельно их открыть, и торопливо отошли от ноши, даже не взглянув через щель внутрь. То ли боялись содержимого, то ли Шерлок и заказчик провели с ними разъяснительную беседу о конфиденциальности.
– Ей, не подскажите, как нам лучше выехать с территории этого вашего госпиталя? – обернулся к женщине один из парней уже на улице, пока второй пошёл заводить мотор.
– Как, уже уезжаете? – опешила Хупер. – А где же… не знаю… тот человек, который должен был сопровождать гробы? Я думала, он ждёт в салоне…
– Куколка, никто нас не сопровождает, – бросил он. – Мы сами по себе. Доставили. Передали. Подписались. Всё, дело наше закончено.
– Но…
Парень не дослушал, шагнув под ливень, и скоро катафалк скрылся в погребальной черноте.
Хупер осталось только возвратиться вниз к «посылке». Чудесно, и как теперь быть? Ни заказчика, который должен был пояснить загадку груза, ни детектива, который должен был её раскрыть. Похоже, она одна держит обещания. «Да и чёрт с ними!» – мысленно озлобилась Молли, со звоном опуская на стол поднос для инструментов. – «Чёрт с ними со всеми. Сама справлюсь!»
Сменив промокшее пальто на халат и латексные перчатки, патологоанатом суетилась возле хромированного стола, подготавливая всё к осмотру содержимого «груза». Хотя, по существу, она пока ещё понятия и не имела о содержимом. Всё, что им с Шерлоком сообщил заказчик, что это дело сугубо конфиденциальное, и в нём может пригодиться их опыт работы с фанатами легенд и мифических существ. Замерев на секунду, Молли спиной почти ощутила холодное промозглое дыхание ночной улицы, исходившее от гробов. Стоит только представить, чьё неведомое тело там может находиться…
Тряхнув головой, Хупер продолжила подготовку, желая всё сделать как следует и не испортить себе «сюрприз» лишними фантазиями. Возможно, тот момент, что она первая в одиночестве и покое, которые может подарить только покойницкая Бартса, соприкоснётся с делом – лучшее, что можно разглядеть в сложившейся ситуации. И Молли желала насладиться хотя бы таким плюсом.
Немного повеселевшая, женщина заторопилась, гремя инструментами, и не расслышала тихий сухой скрип дерева за спиной.
Не заметила отодвигающуюся в сторону дубовую крышку гроба.
Не почувствовала дуновения смрадного воздуха из его недр.
Не увидела мясистых пальцев, вцепившихся в борта, и поднимающегося крупного бородатого лица.
В гулкой тишине морга страшным грохотом разнёсся удар гробовой крышки о кафельный пол. Крик неожиданности вырвался из горла Молли. Женщина резко обернулась, шарахнулась к столу… а затем, убирая руку с груди, измотанно выдохнула:
– Боже, ну и напугали вы меня… Я уж думала, вы не явитесь, мистер Эббот.
__________________________________________
Примечания автора:
*И́стборн, или И́стбурн (англ. Eastbourne) — город и одно из любимейших мест морских купаний в Англии в графстве Восточный Суссекс, у Ла-Манша (The English Channel).
========== Глава 2. “Острый Обрыв” ==========
Истборн, Англия, 19**-й год.
Пепельные клочья легковесного свинца метались в воздухе, словно подгоняемые в ад души. Самая кромка Острого Обрыва, где спустя много лет ещё торчали костыли виселиц, была облеплена призрачным туманом, не до конца разогнанным временем и морским ветром. Возможно, и правда, что осуждённые на смертную казнь нашли здесь своё последнее воплощение в сером воющем воздухе. Возможно, и правда, что если присмотреться, то можно различить в клочке тумана контуры грубого тюремного платья и стянутые вместе хрупкие девичьи руки…
– Осуждённая Сьюзен Шеффилд, какова ваша последняя воля?
Руки дрогнули от резкого оклика, и вслед за ними из тумана показалась и сама осуждённая в плаще поверх сиреневого в клетку платья.
– Я бы хотела, – надломлено прозвенел девичий голос, – в последний раз увидеть краски рассвета. Только… – голос потух до делано разочарованных нот, – только сквозь завесу облаков и тумана их не видно. Если бы вы отложили на день…
– Нет, – жестко постановил тот же густой голос, и на этот раз показался и сам тюремщик. Тряхнув кудлатой, словно рваная туча, шевелюрой, он порешил:
– Вы увидите ваше драгоценное небо. Когда взойдёте к перекладине и отправитесь с неё в свой последний полёт.
Один печальный вздох, и осуждённая, направляемая неумолимым тюремщиком, уже оказалась под перекладиной. В последний момент, когда конец петли уже болтался на уровне плеч, она неожиданно наклонилась к тюремщику и, вцепившись в его одежду, жарко зашептала:
– Уильям, пожалуйста… хотя бы ради нас… и тех немногих ночей. – Румянец залил девичьи щёки. – Ты не пожелал спасти меня от смерти. Но дай мне отсрочку. Я не хочу, чтобы мои глаза закрылись навсегда, сохранив в сердце картину лишь этой мутной хмари на небе. Дай мне увидеть золото рассвета!
Тюремщик высвободил свитер из захвата нервных пальцев и с кривой усмешкой процедил:
– Ах, Сьюзи, Сьюзи, ты не поймешь. Я хочу, чтобы твои глаза закрылись. Хочу, чтобы твой рот захлопнулся навсегда. Хочу, чтобы разве что архангелам ты смогла разболтать о нас.
Мгновения осуждённая старалась осознать услышанное. Лицо её замерло каменной маской. Отстранившись, она с пугающим спокойствием снесла все краткие манипуляции с верёвкой, что делал над ней тюремщик.
Наконец, бечёвка туго оплела живое тело. Солёный воздух взвыл в стенах ангара, и хмарь на небе на миг будто разошлась по шву, пропуская единственный рыжий луч.
Свет лизнул влажную девичью щёку. Дрогнули запястья, между которыми провисли чуть ослабевшие путы. Руки, будто в прощальном жесте, метнулись к голове тюремщика.
– Прощай, любовь моя! – После последовал последний девичий шаг в небеса.
Слишком поздно тюремщик понял всё. Он ещё дышал, когда тонкая фигура в раздувшемся, как колокол, платье, качалась на ветру, словно ангел на рождественской ёлке. И пристыкованное к её рукам болталось над обрывом и тело тюремщика, чья шея должна была быть зажата в путах. Так и плыли они вдвоем в воздухе над обрывом, всё медленней качаясь среди скрипов дерева и воя в камнях, в своём последнем прекрасном полёте…
Громкий густой смех двух голосов разлился над самой кромкой, и мальчишечья фигура шевельнулась в девичьих руках.
– Здорово вышло! Вот это я понимаю – встречать рассвет! Не то, что прогулки, навязываемые твоим пансионатом.
– А как ты сказал: «с этой перекладины вы оправитесь в свой последний полёт»! – заливался от восторга девичий голос. – У меня прямо мурашки по коже пошли. Ладно, давай выбираться.
Шерли дёрнул ногами, нащупывая твёрдую почву, и Мо, наконец, выпустила его из захвата шёлкового шарфа, которым были перевязаны её запястья. Мальчик размял ладони, которыми прикрывал шею и одновременно цеплялся за шарф, чтобы не задохнуться по-настоящему. Затем Шерли помог спуститься с перекладины Мо, распутав петлю, что проходила у неё под мышками.
– И где ты только узнал об этой истории?
– Из полицейских архивов, – пояснил мальчик. – Не спрашивай, как я до них добрался. Сьюзен Шеффилд была дочкой разорившегося лавочника, осуждённая за случайное убийство в кабаке пьяного матроса, который слишком настойчиво пытался её угостить. У девушки был тайный роман с парнем по имени Уильям, который работал в полиции. Но он не захотел, чтобы все узнали, что он встречался с убийцей. И, может, он подозревал, что она была беременна. Короче, этот Уильям сделал достаточно, чтобы Сьюзен осудили на смерть, но в конце ему не повезло. В отчётах не было записано причины, но его почему-то поставили исполнить приговор, хотя обычно этим занимаются палачи. И Сьюзен отомстила любовнику за предательство, задушив его цепями на руках на глазах у всех, когда ей самой уже надели на шею петлю. Особой загадки здесь никакой нет, но, если бы не последняя просьба Сьюзен и её месть, никто бы не узнал правды. Я подумал, что тебе понравится.