Патологоанатом отдавала себе отчёт в том, что пускается в авантюру, причём, на этот раз, без какой бы то ни было веской причины. Вряд ли Шерлок её похвалит, если она влипнет в историю, какие бы побуждения ей ни двигали. Однако на душе у Молли было до странности спокойно, никакие дурные предчувствия не дёргали её за рукав, мирно бьющееся сердце нашёптывало, что можно смело шагать в неизвестность. Посему Хупер опустилась на пол и довольно ловко перебралась на стремянку.
Лестница привела её в тесный пустой коридор, похожий на пещеру, по стенам которого с равными промежутками располагались «флуоресцирующие плевки». С той стороны коридора, где стояла стремянка, оказался тупик, поэтому проблема выбора перед женщиной не возникла. Хупер побрела вперёд, осматриваясь по сторонам, чтобы не пропустить какого-нибудь ответвления или ниши. Довольно скоро женщина поняла, что впереди её тоже ждёт тупик, и сникла было, пока не разглядела прямоугольный узор и поблескивающую дверную ручку.
Оказавшись подле очередной двери в неизвестность, Молли обхватила ладонью круглую ручку из жёлтого металла и без особых усилий повернула, ощутив, как плавно отходит штырь замка. Интересно, чем руководствовались обитатели «Эдельвейса», когда выбирали, какое помещение запереть, а какое оставить для свободного пользования?
Помедлив, Хупер всё же отворила дверь, спокойная и готовая ко всему. Небольшая комната гостеприимно встретила женщину приятным естественным освещением и уютным скрипом половиц под ногами. Прохлада и пустота трепетали здесь, как занавески на ветру. Молли прошла вглубь помещения, с любопытством осматриваясь. Стены её были отделаны голубым штофом, а на стыке с потолком щеголяли белой лепниной. Мебель тоже не подавляла размерами – множество обитых шёлком низких скамеек, узкий шкаф из светлой сосны в углу, давно нетопленный белый лепной камин, который сразу и не заметишь, и пара глубоких кресел у дальней стены, в одно из которых был небрежно брошен клетчатый плед из шотландки. В целом, комната выглядела как нечто среднее между будуаром и салоном для светских бесед. Но Молли едва ли заинтересовали все эти детали – взгляд её уже жадно пожирал белое пианино, гордо стоящее перед скамейками. Всё-таки ей удалось отыскать островок музыки в мрачноватых дебрях «Эдельвейса»! Осталось проверить, нет ли где в углу той грешной виолончели или, ещё лучше, скрипки.
Однако судьба не спешила совершенно избаловать Молли. Ни скрипки, ни каких бы то ни было других музыкальных инструментов в комнате больше не нашлось. Разве что странного вида сооружение, смахивающее на старомодный магнитофон с прикреплённым к нему сбоку штативом, о предназначении которого женщина могла лишь смутно догадываться.
Вздохнув, патологоанатом подошла к пианино, подняла запылённую крышку и прошлась по клавишам. Нижние октавы звучали глубоко и сильно, а самые высокие ноты походили на подскоки мраморного шарика на звонких ступенях. Убогих познаний Молли в музыке хватило, чтобы понять, что пианино настроено прекрасно. Кто знает, вдруг Шерлок и пианино оценит?
***
– Послушай меня, ну пожалуйста, – упрашивала Молли детектива, устраиваясь на табурет перед инструментом.
Холмс согласно кивнул, опускаясь на одну из шелковых скамеек, но при этом имел вид великомученика, над музыкальным слухом которого собираются совершить надругательство.
Обнаружив музыкальную комнату, Хупер сразу же направилась в библиотеку, надеясь застать сыщика. Вопреки её опасениям, Шерлок никуда не исчез и восседал за одним из столов у окна. Услышав женские шаги, детектив вскинул голову и устремил на Молли кристально ясный внимательный взгляд. Встретив его, трудно было представить, что такой взгляд способен затуманиться хоть на миг.
– Я нашёл твою записку, – прохладным тоном сообщил Шерлок. – Хорошо прошла прогулка?
Прозвучало так, словно детектив осведомился, удачно ли она топила ли котят на заднем дворе. Хупер поежилась.
– Кажется, это была твоя идея – не бродить по «Эдельвейсу» в одиночку?
Господи боже, да Шерлок её отчитывает! В Молли стал закипать гнев пополам с удивлением.
– А ты, значит, покидал библиотеку? – парировала она. – Я ведь просила меня дождаться!
Ни один мускул не дрогнул, но самоуверенного блеска в глазах поубавилось. Холмс открыл было рот, чтобы возразить, но потом махнул рукой и расхохотался.
– И когда ты успела разжиться таким нахальством?
В итоге Молли не составило особого труда уговорить Холмса пойти с ней в музыкальную комнату. Патологоанатом заявила, что раз уж случайно наткнулась на инструмент, то непременно хочет что-нибудь исполнить, и ей нужен слушатель. Уселась на табурет перед пианино и попробовала свои силы в одной простенькой колыбельной, которой однажды научила её подруга.
– Довольно, – беззлобно улыбнулся Шерлок, обнимая ладонями талию Молли и стаскивая её с табурета. – Ты играешь, как трубочист, решивший пересчитать кирпичи в каминной трубе.
Кокетство было чуждо Молли, поэтому она не надула обиженно губы, а с предвкушением уставилась на детектива, который занял её место, чего, собственно, патологоанатом старательно и добивалась.
Холмс задумчиво оглядел длинный ряд клавиш, и сердце женщины испуганно стукнулось о рёбра – а вдруг сыщик не владеет игрой на пианино, и всё было напрасно? Но в следующую минуту Шерлок осторожно прикоснулся к клавишам, пробуя звук, и Хупер выдохнула – базовые навыки у сыщика имелись.
Чтобы не смущать Холмса внимательными взглядами и сопением в затылок, Молли прошла вглубь комнаты и примостилась на широком подоконнике, рассеянно глядя то во двор, то на сыщика. Краем глаза она заметила, как смягчились черты лица Шерлока и разгладился лоб. У детектива было не так уж много источников подлинной радости. Расследования вызывали у него взбудораженное настроение, наркотики раскрепощали, а вот музыка дарила ему безмятежность. Самая умиротворяющая и безвредная из его страстей. До слуха Молли долетали отдельные аккорды и переливы, обрывки мелодии, красивые, но короткие. Каждый звук в конце был долгим и обладал мягкой приятной незавершённостью. Хупер расслабилась и позволила путаным воспоминаниям затопить её.
В окно деревянными костяшками стучала голая ветка, сугроб доходил до низкого подоконника, а у стены снаружи жался заснеженный вечнозелёный куст. Как прекрасно всё-таки оказаться поближе к земле, забыв на время о головокружительных бездушных высотах. Холодная голубая печаль разливалась по комнате от пианино, теперь уже облачившаяся полноценную мелодию. Хупер вспомнила белое лицо луны, освещавшее дорогу в день её приезда в «Алый Эдельвейс». Сияющий образ внезапно нагрянул в сознание Молли, даже не постучавшись. Полная луна над бесконечной снежной долиной, по которой так истосковалось сердце Хупер. Две чёрно-белые ленты клавиш, парящие над землей и устремлённые к белому кругу луны. Синие тени неслышно крались по снегу, словно следы пугливых зверей, слёзы луны блестели на глади клавиш.
– Спасибо.
Хупер не сразу сообразила, что мелодия звучит уже теперь только в её голове, а Шерлок, закрыв крышку, вполоборота смотрит на неё.
– Не за что, Шерлок. Тебе спасибо.
Молли слезла с подоконника, бросила взгляд на ряд маленьких скамеек за спиной детектива, на стул возле пианино с уютным пледом из шотландки на спинке и глубокое кресло с таким же скомканным пледом у стены, на эбонитовую дощечку на стене, которую не приметила прежде. Вряд ли здесь собирались господа для светской беседы, зато вполне могли устроиться дети, нетерпеливо подпрыгивая на своих местах, а в глубокое кресло вполне могла рухнуть перепачканная мелом молодая гувернантка после тщетных попыток угомонить сорванцов.
– Перед тем, как мы уйдём, давай попробуем поискать ещё инструменты, – предложила Молли. – Раз уж здесь когда-то проходили уроки музыки… Я уже пыталась, но с тобой я не сравнюсь.