Истборн, Англия, 19**-й год.
Свет.
Потолок.
Белый уютный мирок.
Щеку Мо щекотал шаловливый солнечный зайчик. Девочка рассеянно моргала, приноравливаясь к окружающему миру, умытому утренним светом. Мо показалось, что сегодня она сильно заспалась, но сновидений почему-то не помнила. Это немного расстроило девочку – она привыкла каждое утро в первые мгновения с удовольствием перебирать, словно фотографии с курорта, фрагменты снов, своих фантастических приключений и просто приятных образов, как повезёт.
Несмотря на улыбающееся в окно солнце, под тонким одеялом всё равно было прохладно. Мо завозилась на жесткой кровати. Тело её отозвалось приглушённой болью в нескольких местах, левая лодыжка ныла и, казалось, была во что-то замотана. Девочка в сонном недоумении перевернулась на бок и вдруг подскочила, как ужаленная. Матрас под ней был чужой. Слишком твёрдый и без той уютной ямки, в которой девочка любила сворачиваться клубком посреди ночи.
Мо, уже окончательно проснувшаяся, стала суматошно озираться по сторонам. Где это она?! Уж точно не в своей комнате. Белые стены и потолок поначалу её ослепили, но вскоре Мо разглядела несколько скучных безликих картин в рамках и незнакомый цветок в горшке на подоконнике. Обшарпанная оконная рама была слегка приоткрыта. Прозрачный тюль колыхался на солнечном ветру. Мамочки, как она сюда попала?!
Не успела Мо как следует удивиться, как почувствовала, что её сгребают в охапку, и к лицу прижимается что-то мягкое, мокрое и горячее.
– Девочка моя… душенька…
Мо утонула в горячем шёпоте матери, слова на детских щеках смешивались с поцелуями и солёными слезами.
– Мам, ты чего?
Лилиан Хупер ничего стала объяснять, только, как безумная, обнимала дочь. Мо совершенно растерялась и тут ощутила, как ей на голову мягко опустилась ладонь отца.
– Всё хорошо, Мо, ты не волнуйся, – странным хриплым голосом произнёс мистер Хупер, поглаживая дочку по волосам.
Мужчина присел на корточки по другую сторону кровати, глаза его смотрели с добротой и лаской и подозрительно блестели.
Мо изумлённо уставилась на родителей, всегда опрятных, чинных и благонравных. Костюм матери был измят, русые волосы торчали во все стороны, в огромных голубых глазах был испуг. Лицо посерело, и даже робкая улыбка сквозь слёзы не освещала его. Отец старался сохранять спокойствие, но лицо его подёргивалось, любимая рубашка его порвалась, рукава забрызганы грязью, а жилетки на нём не было вовсе.
Мо почувствовала слабость в коленках и странную дрожь в животе, словно от холода – так бывало всегда, если вдруг их доме случался разлад.
– Пап, а где я? Почему мы не дома?
Девочка хотела добавить «Зачем вы принесли меня в незнакомое место?», но не посмела. Вместо этого она громко чихнула, да так, что забрызгала пододеяльник.
– Ты в больнице, – объяснил мистер Хупер и помедлил, подбирая слова. – Ты ударилась и потеряла сознание, когда играла на природе в грозу со своим приятелем. Ты не бойся, мы не сердимся, что ты убежала.
Мо, окончательно сбитая с толку, замотала головой. Почему отец говорит с ней будто с больным малышом?
– Лилли, дай ей немного подышать воздухом.
– Ох, конечно, – вымолвила миссис Хупер, отодвинулась от дочери и, утирая глаза и нос, бросилась шире открыть окно. Свежий, влажный, слегка терпкий на вкус воздух хлынул в палату. Лёгкий порыв ветра лизнул Мо солёным языком в щеку. У девочки пошла кругом голова:
– Так я в больнице?!
Мо ещё никогда не приходилось лежать в палате больницы. Девочке стало страшно и неприятно. Она попыталась подвигать левой лодыжкой, но ничего не вышло – та была туго забинтована и отозвалась болью. Мо стала ощупывать ушибы на боках через одежду и вдруг с испугом осознала, что одета не в свою любимую сорочку, а в свободную пижаму. Вдобавок у неё сильно разболелось горло, и было трудно дышать через нос.
Кошмар! Когда она успела так разбиться? Вчера она вернулась из школы, пообедала, а потом не могла решить, что ей больше хочется – взяться за свой альбом или тормошить отца, чтобы погулял с ней под вечерними фонарями… А дальше… что было дальше? От напряжения у Мо заломило виски. Ох, не дай бог, родители из-за этого не разрешат ей ехать в Истборн. Ещё на Рождество тётя Вирджиния предложила взять её с собой на море, раз чете Хупер вечно некогда. Лилиан и Кристоферу не хотелось расставаться с дочкой, но и лишать её такой возможности было жаль. В конце концов, они согласились, и Мо ждала этого путешествия с нетерпением голодного воробья, выпрашивающего зимой крошки.
– Я быстро поправлюсь, – заверила родителей Мо. – Только не отменяйте поездку. Пожалуйста!
Родители переглянулись, а потом уставились на Мо с такими сочувственными улыбками, что она сразу почувствовала себя безнадёжно больной.
– Не бойся, зайка, скоро мы вместе уедем, – пообещал мистер Хупер. – Я рад, что ты захотела домой.
– Здорово!
У Мо немного отлегло от сердца. Раз её скоро заберут домой из больницы, значит, ничего ещё не потеряно. Однако она так толком и не поняла, почему оказалась здесь. Объяснения отца только запутали девочку. Какой обрыв, какой приятель? Она сроду не дружила с мальчишками, этими грубыми грязными чурбанами, которые только и умеют толкать девчонок да гоготать во дворе. Лишь несколько знакомых одноклассниц иногда заходили в гости к Мо, да и то это случалось обычно по праздникам.
– Значит, я всё-таки поеду с тётей? – с надеждой спросила Мо.
Губы Лилиан Хупер внезапно сжались, её мокрые глаза потемнели. Мо с удивлением смотрела на мать.
– Лилли, – позвал мистер Хупер отстранённо, обошёл больничную койку и присел напротив жены, так что Лилиан пришлось повернуться спиной к дочке.
Родители спорили жарким шепотом. До девочки долетали обрывки фраз вроде «это всё её вина», «твоя сестра много о себе возомнила», «заявила, что я не умею воспитывать», «угомонись, не пугай ребёнка». Губы Мо дрогнули. Редкие ссоры родителей или близких родственников заставляли всё внутри сжаться в тугой дрожащий комок. Но сейчас мистер Хупер быстро взял ладони жены в свои, прошептал ей что-то на ухо и поцеловал в висок. Настроение переменилось. Увидев, как мать мотнула головой, пряча улыбку, Мо довольно откинулась на подушку.
– Отдохни немного, зайчик, – произнёс Кристофер, вставая, взбил за спиной дочки подушку и протянул ей апельсин. – Съешь пока.
Родители пересели на стулья около стены и вновь принялись шептаться, только теперь как заговорщики. Оба были взволнованы и то и дело поглядывали на Мо. Девочка принялась с усердием чистить апельсин, а сама обратилась в слух.
– …а ведь в том ангаре были следы жилья… бутылки, консервы, окурки… не может быть, что это Мо… дурное влияние… может тот мальчишка… слышал о той несчастной женщине из деревни?… какой ужас был на пустыре у берега, какие мерзкие пугала… кто-то совсем больной…
– … не переживай, дорогая…
– … говорят, здесь завёлся вор и убийца… и тюрьма неподалёку…
– … мы обязаны спросить у Мо… вдруг это поможет найти его…
– … не выдумывай, нельзя её нервировать… просто счастье, что дети не столкнулись…
– … жаль, что они не попрощаются…
– … глупости, Мо надо скорее домой, она сама хочет, ты слышал…
– Мо, – позвал отец громко. – Хочешь встретиться со своим приятелем? Он жив-здоров, только сильно простужен. Сам я его не навещал, но его родители заходили, когда ты спала.
Девочка тряхнула головой. Она практически ничего не поняла из сумбурно подслушанного разговора, только запуталась и обозлилась на себя и мать с отцом заодно.
– Каким ещё приятелем? – проворчала девочка под нос, засовывая в рот очередную апельсиновую дольку, подозрительно шмыгая носом.
– Э, с Шерманом, кажется, – удивлённо отозвался отец. – Джинни, – Лилиан фыркнула, но Кристофер проигнорировал, – Джинни говорила, что вы сильно привязаны, – уголки губ отца чуть приподнялись, – Когда мы все вместе нашли вас на этом Крутом Обрыве, вы спали на земле в обнимку.