– Ты мой брат, – согласился Ксаи, – но я не могу показать тебе Лунный город. Это призрачный город. Только в полнолуние войско призраков спускается на землю, и тогда город ясно виден под холмами, но на утро он исчезает.
Я начал успокаиваться.
– А ты сам видел Лунный город, Ксаи?
– Мой дед видел, очень давно.
– Дедушка многое повидал, – с горечью сказал я по-английски.
– Что случилось? – поинтересовалась Салли.
– Объясню позже, Сал, – ответил я и снова повернулся к бушмену. – Ксаи, ты когда-нибудь в своей жизни видел такой город? С высокими каменными стенами, круглыми каменными башнями? Не в этих холмах, а в другом месте? На севере, у большой реки, в пустынях запада – где угодно?
– Нет, – ответил Ксаи. – Такого города я никогда не видел. – И я понял, что никакого утраченного города севернее великой котловины и южнее Замбези нет, иначе Ксаи увидел бы его за свои семьдесят лет беспрерывных скитаний.
– Вероятно, какой-нибудь древний бушмен забрался на 270 миль к северу и увидел храм в Зимбабве, – предположил я, когда вечером мы с Салли обсуждали у костра слова старика бушмена. – На него он произвел такое впечатление, что, вернувшись, он нарисовал храм.
– А как тогда объяснить белого царя?
– Не знаю, Сал, – честно ответил я. – Может, это все же белая леди с букетом цветов.
Похоже, когда я испытываю сильное разочарование – отказ Салли, рассказ о Лунном городе, – мой мозг временно отключается. Я совершенно упустил ключевое место, хотя не заметить его было невозможно. А ведь у меня коэффициент умственного развития 156, я почти гений!
На утро бушмены ушли к своим семьям, которые они оставили в котловине. Они унесли сокровища, которыми мы их наделили. Топорик, туалетное зеркальце Салли, два ножа и половину коробки сигар "Ромео и Джельетта". Они растворились в обширности Калахари, ушли, не оглядываясь, и мы почувствовали, что что-то потеряли с их уходом.
На следующей неделе снова прилетел вертолет и привез целую груду припасов и специального оборудования, о котором я просил Лорена.
Мы с Салли отнесли в пещеру резиновую лодку и там надули у бассейна. Дули по очереди, пока не начинала кружиться голова.
Салли спустила ее на воду и счастливо гребла, пока я разбирался с остальным оборудованием. Тут была фиберглассовая тяжелая удочка, в двадцать пять унций, и коробка с прочной леской "Пенн Сенатор" 12. Записка от Лорена: "Что это вы собираетесь выудить? Песчаную рыбу или пустынную форель? Л."
Я прикрепил леску к удочке, пропустил ее через направляющие колесики и прицепил к концу пятифунтовое свинцовое грузило. Опустил груз через борт, отключил предохранитель на барабане с леской, и она начала разматываться.
Как я и просил, плетеная дакроновая нить была помечена через каждые пятьдесят футов, каждая отметка представляла собой цветной кружок, хорошо видный в прозрачной воде. Мы начали считать.
– Пять, шесть, семь… Боже, Бен. Он бездонный.
– Эти карстовые воронки могут уходить на большую глубину.
– Одиннадцать, двенадцать, тринадцать.
– Надеюсь, нам хватит лески, – Салли с сомнением посмотрела на оставшийся клубок.
– Тут 800 ярдов, – ответил я. – Более чем достаточно.
– Шестнадцать, семнадцать. – Даже на меня это подействовало. Я предполагал, что будет около 400 футов, как в Сонном бассейне в Синойе, но леска продолжала разматываться.
Наконец я почувствовал, что груз коснулся дна, и леска провисла. Мы с благоговением посмотрели друг на друга.
– Чуть больше восьмисот пятидесяти футов, – сказал я.
– Даже страшно плавать над дырой такой глубины.
– Что ж, – сказал я решительно, – я планировал исследовать дно бассейна с помощью аппаратов для подводного плавания, но придется отказаться. То, что лежит на дне, останется там навсегда. Никто не может погрузиться так глубоко.
Салли посмотрела в зеленые глубины, и пятнистый, движущийся, отраженный свет бросил на ее лицо странный отсвет. В глазах ее появилось странное выражение. Неожиданно она встряхнулась, дрожь прошла по всему ее телу, и она оторвала взгляд от зеленоватой поверхности.
– Странное чувство. Как будто кто-то прошел по моей могиле.
Я начал сматывать леску, а Салли легла на дно лодки и смотрела в отверстие в крыше. Вытаскивать леску оказалось не так легко, но работа продвигалась.
– Бен, – неожиданно сказала Салли, – посмотри туда. – Я перестал сматывать и посмотрел вверх. – С такого угла мы никогда не смотрели на отверстие в крыше. Форма отверстия изменилась.
– Туда, Бен. На ту сторону. – Салли указала. – Вот эта скала, торчащая из крыши. Она слишком прямоугольная, слишком правильная, чтобы быть естественной.
Я смотрел некоторое время. Потом с сомнением сказал: "Может быть".
– Мы ведь не пытались найти это отверстие наверху, Бен, – с надеждой сказала Салли. – А можно это сделать? Давай поднимемся и посмотрим на этот прямоугольный камень. Можно, Бен?
– Конечно, – согласился я.
– Сегодня. Сейчас! Уже больше двух часов. До темноты кончим.
– Ну, давай. Можно прихватить с собой фонарики.
Растительность на вершине холма оказалась густой и колючей. Я обрадовался, что прихватил с собой мачете. Пришлось прорубать тропу. Снизу мы отметили примерное расположение отверстия, но все равно почти два часа блуждали в зарослях, пока я чуть не свалился в него.
Неожиданно прямо передо мной открылась пугающая черная бездна, и я отпрыгнул, чуть не сбив Салли с ног.
– Чуть-чуть. – Я был потрясен и держался на приличном расстоянии от отверстия, обходя его к тому месту, где прямо в пустоту торчала прямоугольная скала.
Наклонился, осматривая камень. Далеко внизу в полутьме блестела поверхность изумрудного бассейна. Я не переношу высоту и почувствовал головокружение, когда наклонился, чтобы осмотреть боковую поверхность.
– Поверхность правильная, Сал. – Я провел по ней руками. – Но никаких признаков обтесывания я не вижу. Конечно, тут сильно подействовала погода…
Я поднял голову и застыл в ужасе. Салли ступила на каменную платформу, будто это доска для ныряния. Она стояла на самом краю. Я смотрел на нее, и в этот момент она подняла над головой руки. Всеми пальцами указывала на небо тем же самым жестом, какой сделала, впервые увидев изумрудный бассейн.
– Салли! – закричал я, и голова ее дернулась. Она слегка покачнулась. Я приподнялся на коленях.
– Не надо, Салли, – снова крикнул я, потому что понял, что она вот-вот прыгнет в голодную каменную пасть. Она медленно склонилась над пропастью. Я побежал по плите, и в тот момент, когда она, наклонившись, миновала точку равновесия, схватил ее за руку. Какое-то мгновение мы качались на краю пропасти, потом я оттащил ее назад, в безопасность.
Неожиданно она начала дрожать и истерически зарыдала, а я, тоже смертельно испуганный, держал ее в объятиях. Происшедшее выходило за пределы моего понимания, случилось что-то мистическое и глубоко тревожащее.
Когда всхлипывания Салли стихли, я мягко спросил: "Что случилось, Сал? Зачем ты это сделала?"
– Не занаю. Сначала я почувствовала головокружение, потом все потемнело, в голове зашумело и… не знаю, Бен. Просто не знаю.
Прошло не менее двадцати минут, прежде чем Салли настолько оправилась, что мы смогли начать спуск к лагерю, к этому времени солнце уже садилось. И прежде чем мы добрались до тропы, ведущей вниз, стало совершенно темно.
– Через несколько минут взойдет луна, Сал. Мне не нравится спускаться в темноте. Давай подождем.
Мы сидели на краю утеса, прижавшись друг к другу, не для тепла, потому что воздух все еще был горяч, а скалы нагреты солнцем, а потому, что оба еще не отошли от испытанного потрясения. Сначала из-за горизонта показалось серебряное зарево, потом большая яркая круглая луна поднялась над вершинами деревьев и залила всю местность мягким бледным светом.
Я посмотрел на Салли. Лицо ее в свете луны стало серебряно-серым, глаза темные, окруженные кольцами, выражение отчужденное и печальное.