— Хмм, ты его сын, допустим. И даже если я скажу, что чародеи бесплодны, ты ответишь, что он зачал тебя до того, как стал чародеем. И магические способности впрочем, слабые весьма передал тебе по наследству.
— Я не так много знаю про чародея Руатту. Но сами подумайте: неужели он не смог бы отразить ваш удар? И позволил бы так легко захватить его в плен?
— И уж точно не стал бы трахаться с мужиком на потеху толпе, добавила она, и Альва почувствовал, что неудержимо краснеет.
— Папочка так и не смог привить мне свои суровые моральные устои.
— Так он знает о тебе? Вот это может быть интересно.
Александра прошлась туда-сюда, не отрывая взгляда от пленника. Черты ее лица смягчились, и в глазах засветилось откровенное любопытство. Она получила новую фигуру в игре и теперь прикидывала, что с ней делать.
— Сударыня, нерешительно начал Альва. А… тот человек, что был со мной… мой возлюбленный. С ним, надеюсь… и к его собственному изумлению, его сладкоречивый язык ему отказал, не в силах озвучить страх за Кинтаро, которого он лет десять уже не испытывал.
— А, этот. Как ты смог превратить его в пантеру, если был без сознания? Придумал бы что получше. Мы, аррианки, диких кошек укрощаем еще быстрее, чем людей.
— Что с ним? Альва вскрикнул. Ради всего святого, скажите!
— Вот теперь я верю, что ты не Руатта. Он бы только молча нос задирал, знаю его. Да жив твой любовник! Стану я убивать красивого парня, за которого плачено звонкой монетой! Заклятье твое долго не продержалось, он обратно человеком стал. Вырубили и ошейник надели. Я его Эрменгарде отдала, позабавиться, но велела поберечь. А ты, зайчик, иди-ка сюда. Будешь себя хорошо вести, позволю вам увидеться.
Путы, сковывающие Альву, пропали. Александра извлекла из воздуха широкий серебряный ошейник, разукрашенный сложным узором, и защелкнула на шее пленника. Потянула его к себе. Альва застонал, с трудом разгибая затекшие руки и ноги. Аррианка разложила его на постели и принялась разминать, отпаивать вином и залечивать ссадины на лице. То ли сработала знаменитая магия аррианок, то ли собственная развратная натура Альвы взяла свое, но через несколько мгновений они уже целовались. Кавалеру Ахайре давно не приходилось бывать в постели с властной женщиной, и он не без удовольствия позволил себя изнасиловать. Желая показать себя во всей красе и как следует подлизаться, он пустил в дело умелый язык, но аррианка его поразила. Минуты не прошло, как она отпихнула его небрежно, будто кошку скидывала с колен, поднялась и принялась одеваться.
— Сударыня, вы мной недовольны? спросил он хмуро, уязвленный до глубины души.
Александра усмехнулась.
— Своих денег ты стоишь, зайчик рыженький. Я даже думаю, что ты лучше в постели, чем твой ледяной папаша. Выгодное приобретение, воистину. Только некогда мне с тобой разлеживаться. Нынче же гонца пошлю к Руатте. Если ты правда его сын, можно так развернуться!
Ощущение у кавалера Ахайре было такое, будто его пребольно щелкнули в нос. Еще ни одна женщина, да и не только женщина, с такой легкостью не покидала его постель. Он постарался утешиться, напомнив себе, что Александра слеплена из того же теста, что воительница Ашурран, и мужчины для нее не больше чем минутное развлечение перед боем.
Он робко напомнил про встречу с Кинтаро. Робко попросил одежду. Она кинула ему легкую тунику без рукавов, не прикрывающую колени.
— А белье?
— А белья тебе не полагается, зайчик, она хищно улыбнулась, и Альва наконец понял упорство Итильдина, не желающего попасть к ней в руки, и в очередной раз порадовался, что нежного эльфа здесь нет. Точнее, он хотел бы, чтобы его Динэ был рядом, и тоска по нему постоянно маячила где-то в глубине сознания, но все же он был доволен, что избавил от горьких переживаний хотя бы одного из своих возлюбленных. Желание делить опасности с любимым проходит вместе с молодостью. В зрелости человек стремится взять их на себя.
Глядя, как в шатер вводят Кинтаро голого, со скованными руками, одурманенного каким-то заклятьем и в таком же серебряном ошейнике кавалер Ахайре ощутил острый и мучительный, как мигрень, приступ вины. На Кинтаро не было ни синяков, ни царапин могли, конечно, затянуться, когда он перекинулся, но засохшей крови тоже не было, и даже коса не растрепалась. А значит, скрутили его с помощью магии, что было по непостижимой степной логике вдвое унизительней, чем поражение от меча. И насколько Альва представлял себе нравы аррианок (а можно было не представлять, а взять нравы Дикой степи с поправкой на половую принадлежность), плечистая одноглазая дама, тащившая Кинтаро за цепь, только что попользовалась им в свое удовольствие. Наверное, и это вождь сочтет вдвойне позорным: что его взяла силой женщина, а не мужчина.
Альва мысленно пнул себя, обзывая недоумком, неудачником и самовлюбленным эгоистом. Помогло: кавалер собрался, и в мозгу его начал вырисовываться план.
Кинтаро пришел в себя в объятиях кавалера и вдруг дернулся но, узнав Альву, расслабился, шумно вздохнув.
— Это не бабы, это черти какие-то! сказал он в сердцах. Даже зверем я пару минут продержался, и только! А уж что потом было, я тебе вообще не расскажу, даже по пьяной лавочке!
Альва, не сдержавшись, тихонько фыркнул. Приятно видеть, что некоторые вещи остаются неизменными например, чувство юмора и присутствие духа его любимого варвара.
— Прости, что я втянул тебя в это, сказал он, быстро целуя Кинтаро в уголок рта.
— Пфф, фигня вопрос, пока задница в целости.
Александра покосилась на них, усмехаясь, и вернулась к разговору с дамой, которая, надо полагать, и прозывалась Эрменгардой. Альва опять не понимал ни единого слова, но язык был все тот же. Выходит, Александра наложила заклятье понимания не на него, а на себя. Умно, ничего не скажешь.
Обеих воительниц совершенно не смущали зрители. «Ну да, с горечью подумал Альва, мы для них нечто среднее между слугой и домашним животным!» Упомянутая Эрменгарда была, похоже, не просто советницей или подругой, а кем-то более близким. Только посмотреть, как нежно она откинула прядь волос с лица своей повелительницы. Кажется, в Арриане считалось, что истинная любовь возможна только между женщинами. Интересно, понравилось бы здесь Лэйтис?
— У тебя есть какой-нибудь предмет или знак, который твой предполагаемый отец сразу узнает? поинтересовалась Александра, вспомнив наконец о его существовании.
— Боюсь, что нет, ответил сокрушенно Альва. В последний раз мы виделись, когда мне было двенадцать. И я крайне сомневаюсь, что он поверит, будто я в Арриане. Он ведь, знаете ли, чародей. Мое имя и сам факт моего существования можно просто выудить у кого-нибудь из памяти.
— Ты ведь не хочешь сказать, что ты для меня бесполезен, зайчик? глаза ее сузились в легком намеке на угрозу.
— О нет. Напротив, я очень надеюсь, что отец мной дорожит. Но я знаю только одного человека, который сможет убедительно доказать, что я его сын. Кроме меня, самого, конечно. Вот он, и кивком головы указал на Кинтаро.
Степняк невольно ему подыграл. Он подскочил и заорал:
— Ну уж дудки! Я без тебя никуда… и осекся, хватаясь руками за горло, будто его душила невидимая рука.
Александра холодно сказала, разжимая пальцы:
— Никогда не смей повышать голос в моем присутствии, раб. И если я прикажу тебе отправляться в преисподнюю, ты туда отправишься в ту же секунду!
Кинтаро побагровел, но смолчал. Он знал, когда не стоит затевать схватку.
Повинуясь вопросительному взгляду воительницы, Альва продолжил:
— Мы вместе уже очень давно. Только он сможет рассказать обо мне чародею Руатте, назвать все места, имена и подробности… ну, которые вспомнит, конечно.
В сердце его загорелась надежда. Было заметно, что она не отвергла с ходу его предложение, а приняла во внимание. Хотя сказала с напускным возмущением:
— Думаешь, я на это куплюсь и выпущу из рук роскошного самца, которого даже еще не попробовала?
— Со всем уважением, сударыня, сдается мне, что попробовать чародея Руатту вы хотите гораздо больше, сболтнул Альва и невольно зажмурился, ожидая получить еще один зубодробильный удар по лицу.