— Яблочко от яблони, усмехнулась Александра. Не отвлекайся, чародей. Мне тут приходят в голову интересные идеи. Пожалуй, повременю-ка я отпускать твоего щенка. Два раба лучше, чем один. Интересно, у тебя есть табу на кровосмесительную связь?
— Ты прекрасно знаешь, что чародей Руатта не может быть никому рабом, ответил он хладнокровно.
— Если ты не желаешь встать на колени по доброй воле, тут найдется кому тебя заставить. Александра небрежным жестом указала на своих воинов.
— Человека, который не боится умереть, очень трудно принудить к чему-то силой оружия. Магия аррианок здесь не действует. И кровь здесь запрещено проливать, хотя, конечно, этот запрет тебя не пугает.
— Ха, достаточно пары арканов, даже не придется мечи обнажать. Или я могу пригрозить, что перережу глотку твоему отпрыску прямо здесь и сейчас. Давай, чародей, начинай торговаться. Что за козырь ты припрятал в рукаве?
— Рад, что ты спросила, усмехнулся он и действительно откинул рукав мантии до самого локтя. Вены проступили на его руке, будто страшная черная паутина. Ты наверняка слышала про этот яд. Когда чернота дойдет до сердца, я умру, и ничто меня не спасет.
Вот тогда Александра соскочила с колесницы и бесцеремонно распахнула на нем мантию, открывая грудь. Черная паутина покрывала уже шею, бока, живот. Она привычно сложила пальцы и уронила руку, потому что вспомнила, что заклинания излечения не подействуют.
Он усмехнулся ей в лицо, на котором было написано отчаяние ребенка, у которого собирались отнять игрушку.
— Интересно, у тебя есть табу на некрофилию?
— Ты не можешь умереть! крикнула она, хватая его за руки и прижимая их к своей груди. Истинные чувства пробились сквозь напускное презрение. Ты, великий чародей, не можешь умереть от банального яда!
— Здесь, на святой земле, могу. От чего угодно, даже от ножа в спину.
Она кинула взгляд на холмы, отмечавшие границу святой земли, где слабо светился портал. Слишком далеко, не донести на щите. А в колеснице место лишь для двоих, и стоя.
— Если ты умрешь, твой щенок навсегда останется у меня в рабстве.
— Это слабое место моего плана, признался Руатта и, пошатнувшись, оперся на нее. Кажется, мне пора сесть, иначе все закончится слишком быстро.
Она зарычала в бессильной ярости. Стиснула его талию, подняла и усадила на свою колесницу. Стала обшаривать его рукава и складки мантии.
— Алекс, моя драгоценная, ты все равно не успеешь овладеть мной, сообщил Руатта почти совсем не глумливо. Даже сейчас, боюсь, эрекция уже невозможна из-за яда.
— Придурок, я противоядие ищу! Должно же быть у тебя противоядие, иначе какой смысл!
— Противоядие есть. Вон там, где портал. В руках воина, которого ты послала ко мне. Как только он получит Альву, живого и свободного, он его отдаст.
Александра выругалась и приказала нескольким воинам занять места на колесницах.
— Тащите его сюда вместе с противоядием!
— Ты, кажется, не заметила портал, подсказал Руатта. Не будь так много поставлено на карту, он бы наслаждался ситуацией. При малейшей опасности он шагнет туда, и все. Одна колесница, один возничий и Альва. Впрочем, зачем тебе меня спасать? Если я умру, твой путь на Ланкмар будет открыт. Разве ты не этого всегда хотела?
— На что мне этот драный Ланкмар без тебя! простонала Александра, и даже надменного чародея поразила страсть в ее голосе. Эрменгарда, бери мальчишку и ходу! Меч оставь, и без глупостей! Эти двое и мизинца Руатты не стоят! С ними я потом разберусь!
Руатта тяжело задышал и улегся на колесницу. Он услышал, как Альва закричал: «Единый боже, отец!» прежде чем Эрменгарда кинула его в другую колесницу и помчалась к холмам. Он слышал, что она лучшая возница во всем Арриане. И предана своей королеве, как собака. Руатта вздохнул, надеясь, что Кинтаро тоже обойдется без глупостей. Приказ у него простой: обменять Альву на противоядие, уйти вдвоем через портал и ждать Руатту. Не доверяя благоразумию степняка, Руатта слегка усилил приказ магией, но при упрямстве Кинтаро ничего нельзя гарантировать.
Эрменгарда обернулась с быстротой ветра. Казалось, она несется прямо на них и затормозить не успеет. Но когда до столкновения оставались считанные мгновения, она развернула коней с неимоверным искусством, так что из-под колес полетели мелкие камешки. Александра схватила поданную бутыль, наполнила чашу и поднесла ее к губам Руатты.
— Можно привести лошадь к воде, но нельзя заставить ее пить, слабым голосом сказал он. Было очень приятно видеть Александру такой растерянной и беспомощной.
Но тут она ловко зажала ему нос и влила в рот содержимое чаши. Он закашлялся, и вино потекло у него по подбородку. Она вдруг отпила из бутылки и прижалась к его рту, вливая вино, целуя жадно и глубоко. Второй их поцелуй за пятнадцать лет. Первый был такой же неуклюжий.
Вздохнув, Руатта предпочел взять чашу и пить сам. Александра откинула его волосы с шеи и следила не отрываясь, как черная паутина отступает по горлу вниз. Сдернула с него мантию до пояса, чтобы лучше видеть. Он кротко спросил, чуть наклонив голову, прекрасно осознавая, как соблазнительно выглядит:
— Что, завалишь меня прямо здесь или хотя бы шатер поставишь?
— Ты пей, потом разберемся. Хорошее, кстати, вино. Из Тирза, «Золотая печать»?
— Твое любимое, шепнул он, дразня глазами. Не бойся, противоядие не опасно.
Вообще, и так называемый «яд» был не опасен. Безвредный краситель для изучения кровеносной системы человека. Но зрелище эффектное, что и говорить. Теперь, когда появилась надежда вернуться домой, он вовсе не стремился умереть. Но репутация сыграла ему на руку. Александра поверила, что он предпочтет смерть рабству. Впрочем, рабство все еще было в меню, и если его план не сработает…
— Даже если опасно! Под таким взглядом прекрасного юноши аррианка никак не могла спасовать. Вот уж травить меня было бы с твоей стороны ужасающе глупо!
Эрменгарда мягко, но настойчиво попыталась отобрать у нее бутыль. Это было ошибкой, только укрепившей Александру в ее намерении. Она стряхнула руку подруги, налила вина и выпила залпом.
— Что может быть лучше «Золотой печати» из Тирза? Только поцелуй чародея Руатты! объявила Александра, ловя его подбородок жесткими пальцами. И он позволил себя поцеловать.
Мир исчез. И появился снова. «Цепи прошлого», основанные на природной магии растений, не подвели даже на святой земле. Он выпил первым, и воспоминания были его. Воспоминания об Ашурран, которую он так любил, что позволил себя покинуть. Которая любила славу больше, чем своего зеленоглазого чародея.
— Вот мой прощальный подарок, прошептал он на ухо Александре, сжимающей его в объятиях. Забудешь ты свою любовь ко мне, и не оглянешься назад, и не испытаешь печали, вспоминая.
Взгляд ее пару мгновений был напряженным, непонимающим, и он успел испугаться, что ложные воспоминания не прижились. Она ведь знала про Ашурран если не все, то многое. Да что там, она могла ее саму знать ребенком. Пятнадцать лет назад Ашурран было десять или вроде того. И он знал про Ашурран все: ее имя, происхождение, предков, судьбу в Ланкмаре. Удастся ли Александре надеть доспехи, выкованные не для нее?
Она вдруг рассмеялась довольно и спрятала голову у него на груди.
— Ничто мне так не мило, как меч и копье, стяг и седло, война и охота. Даже ты, надменный чародей Руатта, не удержишь меня на пути к рубиновой тиаре Ланкмара.
Руатта перевел дух и мысленно возблагодарил Единого бога и всех Младших богов, которых успел припомнить, начиная с самой Ашурран. Только теперь он в полной мере осознал, как ненадежен был его план, как много включал в себя всяческих «вдруг» и «если».
— Я покину этот мир и тем самым открою тебе путь, возлюбленная моя, произнес он гладко, не запнувшись на слове «возлюбленная». «Бесстыжие мои глаза», сказал он себе, вспомнив Кинтаро, и едва удержался от усмешки. Лживый, коварный чародей. Заткнул за пояс собственного сына, уже в двенадцать лет умевшего убийственно строить глазки. Через плечо королевы он заметил округлившиеся глаза ее невозмутимой возницы. Точнее, один глаз. И то верно, не каждый день услышишь такое от всесильного чародея.