— Договорились, дядюшка! просияла Фэйд. Не скажу, конечно, что вы воспитали образцового гражданина, полного добродетелей, но мне, черт возьми, нравится результат! притянув к себе Таэссу за талию, она поцеловала его в висок.
— Не подлизывайтесь! сварливо отозвался тот. Надели на меня браслет, а теперь хотите связать узами брака? И не надейтесь! Актеры Королевского театра не женятся! И мне наплевать, да-да, совершенно наплевать, что мой ребенок не будет принцем крови!
Изогнув бровь, Фэйд глумливо захохотала, так напоминая Кинтаро, что у Итильдина перехватило дыхание.
— Вынуждена вас разочаровать, кавалер Таэлья. Звание принца в третье поколение королевских потомков не передается.
— Но если ваша матушка когда-нибудь будет править… быстро сказал Таэсса, выдавая себя с головой.
Итильдин прижал пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку. Каким-то неведомым образом Фэйд умудрялась вытаскивать из Таэссы искренние мысли и чувства, которые он так привык скрывать. Вот и сейчас лицо его заметно вытянулось, когда она добавила:
— И мне совершенно не нужен супруг, чтобы мой отпрыск получил дворянское звание. Плюсы королевской крови, мой серебряный. А минус в том, что на брак придется просить разрешение ее величества. Так что я не вас не женюсь, и не надейтесь.
Мудрый эльфийский родич скандальной пары отметил мысленно, что надо озаботиться подарком к свадьбе, которая наверняка воспоследует. Если Фэйд и Таэсса заявляют, что чего-то делать не собираются ни за какие коврижки, то именно это они сделают, причем в ближайшем будущем.
— А что на обед? весело спросила Фэйд. Я голодна, как сто тысяч демонов, и совершенно неудивительно! Если накормите меня, я вам прочту письмо от Сайонджи. Представляете, он получил место наставника при халиддине! Этот балбес и разгильдяй, который даже из Академии вылетел! Воображаю, чему он там научит юного наследника престола.
Итильдин снова постарался скрыть улыбку, вспомнив свое пребывание в Арислане с Альвой и Кинтаро. Похоже, принципы отбора воинов во дворец халида остались прежними, а халиддин унаследовал вкусы своего отца, халида Кисмета. При отношении к женщинам, царящем в Арислане, неудивительно. Странно другое: почему в стране все еще процветает гомофобия, при таких-то привычках правителей?
Дорогие и любимые гости расселись, болтая о всяческих пустяках. Фэйд зачитывала куски из письма Сайо, до слез хохоча над его грубоватой простотой и откровенностью. Итильдин смотрел на нее тепло и нежно, наслаждаясь ее энергией и жизненной силой. Переводил глаза на Таэссу, такого прекрасного и живого, чьи точеные эльфийские черты пылали жаром страстной человеческой чувственности. Ему полагалось быть о нет, не счастливым, но хотя бы довольным, спокойным. Откуда тогда тревога, возбуждение, ожидание чего-то неясного, приближающегося? Будь это несчастье, кроющееся в будущем, он бы уже увидел свой пророческий сон. Но сны его никогда не сулили ничего хорошего. Возможно ли, что эта тревога…
Птица-вестник требовательно, громко закричала в своей клетке в гостиной. Она раскрыла крылья, захлопала ими и снова закричала. Итильдин вскочил и был вынужден опереться на стол, потому что колени его подогнулись. Тревога в его сердце не была страхом. Она была дикой, сумасшедшей надеждой.
Он оттолкнулся от стола и пробежал через столовую, через гостиную, не слушая вскочившую Фэйд, не глядя на Таэссу. Открыл клетку, и птица выпорхнула так легко, будто не просидела на своей жердочке двенадцать лет, ни разу не расправив крылья. Она сделала круг по гостиной и, сев на подоконник, постучала клювом в окно. Вестники умные птицы, они не бросаются грудью в оконное стекло. Итильдин открыл створку, и она стрелой вылетела наружу.
— Поставьте еще два прибора! крикнул он и выбежал тоже, оставив дверь открытой настежь.
Они уже шли по дорожке к дому высокий смуглый воин и рыжий зеленоглазый аристократ, и птица сидела на плече у рыжего. Они нисколько не изменились такие же юные и прекрасные, какими Итильдин их помнил. Разве что Альва сильнее загорел, а Кинтаро… Итильдин беззвучно ахнул и прижал ладонь к губам, глядя на немыслимые короткие патлы, обрамляющие его лицо. Оба они улыбались, несмело и виновато, как гулящие мужья, заявившиеся домой после недельной пьянки с друзьями. Плача и смеясь, Итильдин упал в их объятия, и сердце его снова стало целым.
Он был эльфом, совершенным существом с абсолютной памятью и трезвым рассудком. Однако ближайший час или два он запомнил только урывками. Например, он с удивлением обнаружил, что уже полчаса сидит на коленях у Кинтаро, прямо на глазах у слуг, собственного племянника и дочери Кинтаро, что было в высшей степени неприлично. К тому же, Кинтаро при этом умудрялся есть и с набитым ртом что-то бессвязно рассказывать в стиле: «А мы как бац! А они тут фигак! И такая херня пошла!» Следовало прекратить такое недостойное дворянина поведение, но у Итильдина не было никаких сил оторваться от широкой груди Таро, притом что на плечи степняка оперся Лиэлле, и его длинные рыжие кудри ласкали щеку эльфа, губы то и дело касались лба, виска, макушки, и способность здраво рассуждать у эльфа почти трехсот лет от роду отключалась начисто.
Все шумели, одновременно говоря о тысяче разных вещей. Он задавал вопросы и тут же забывал, что ему ответили. Главное, впрочем, он уяснил: кавалер Руатта был спасен и благополучно доставлен в Криду. Где он сейчас, Итильдину объяснять было не надо. Таэсса все порывался уйти и утащить Фэйд, чтобы оставить их втроем, что проистекало вряд ли от деликатности натуры скорее от смущения перед родителем и тем более перед Кинтаро, которого юный полуэльф побаивался с детских лет. Но Фэйд невозможно было бы уволочь оттуда даже впятером, тем более что никто не был против. Альва, уже способный с юмором воспринимать приключения у степных воительниц, рассказывал пикантные подробности, уверял, что Фэйд невероятно пошел бы алый плащ и доспехи из красной стали, и каждые пять минут повторял:
— Единый Боже, вы будто в Арриане родились, сударыня Фэйд, а не в королевском дворце!
На что Фэйд смеялась:
— Если б там было хорошо, в этом Арриане, то почему же Ашурран дала оттуда деру, а, дядюшка?
Таэсса заметно дулся, потому что привык сам быть центром всеобщего внимания. И вообще ему было неуютно в компании своего великолепного отца, с которым его назойливо сравнивали с пятнадцати лет. Тем более что кавалер Ахайре тоже заметно растерялся, увидев вместо серьезного малыша эдакую райскую птицу с шикарным оперением. Но годы придворной жизни у кавалера Ахайре даром не пропали, и навык покорять сердца никуда не исчез. Он поцеловал Таэссе ручку и сказал:
— Мужчины нашего рода всегда славились красотой и изяществом. Но вы, мой прекрасный отпрыск, превзошли всех до двадцатого колена!
Таэсса зарделся от удовольствия, потому что похвала отца прозвучала абсолютно искренне. Галантный кавалер умудрился польстить и Фэйд, добавив:
— Какое счастье, что мы связаны узами крови! Иначе я бы ринулся отбивать вас у принцессы и потерпел бы закономерную неудачу!
Это уже было откровенное вранье, потому что задолго до отплытия в Иршаван кавалер Ахайре совершенно забросил свою привычку к мимолетным интрижкам на балах и приемах. У Итильдина не было никаких оснований полагать, что он снова к ней вернется.
Кинтаро, однако, не забывал держать марку развратного степняка. На Таэссу он поглядывал весьма умильно, всякий раз переводя взгляд с него на Итильдина с Альвой и комично задирая бровь. В конце обеда, когда все встали, чтобы перейти в гостиную, к кофе и бренди, он вдруг с обычным своим нахальством подхватил Таэссу за талию и посадил на столик у зеркала. Итильдина обдало жаром сцена слишком напоминала один старинный эпизод, случившийся в Арислане. Тогда в платье был Альва, а в роли нахала выступал не кто иной, как рафинированный принц Древнего народа. Альва прижмурился мечтательно, и было видно, что на него тоже нахлынули воспоминания. Бесцеремонно поворачивая личико Таэссы туда-сюда, грубый дикарь заявил:
— Какая славная деточка получилась! Прямо рыжий и куколка в одном лице. Может, мне свои силы попробовать, я-то кровным родством не связан!