Ветер несёт запахи молока и сливок, и калачей, и жареной рыбы, и яблок. Алеет ягода клюква — только от вида слюной наполняется рот. Пахнет грибами, Завид бы их ел и сырыми, пахнет капустой и репой с маслом и луком…
Отвернувшись от ветра, волк укрывает нос лапой. Может, как будет плясать, ему кинут кусок, и хорошо бы успеть схватить. Радим когда позволит взять подачку, а когда и затопчет ногой, рванув цепь, зарычит недовольно:
— Не балуй!.. Неча ему приучаться жрать из чужих рук… Ежели харчей не жалко, так мне оставьте, я ему после дам.
Народ глядит на пузатого Радима и на тощего волка, посмеивается:
— Да уж ты дашь…
Радим гневается. Людям не покажет, посмеётся со всеми, а только волку отольётся слезами тот смех.
Но у Радима теперь в глазах туман. Может, удастся перехватить кусок раньше, чем он заметит. Иного угощения, надо думать, волку сегодня не видать.
Они ждут, и торг, притихший было, опять начинает шуметь. Всяк опять нахваливает свой товар, и люд смеётся, вот уже в стороне завели и хоровод. Мелькают юбки, алые, жёлтые, полосатые, летят ленты, будто венок из последних цветов плетут на скошенном лугу. Мужики готовятся биться стенка на стенку, и тот, на медведя похожий, держится чуть в стороне: видно, будет судить.
Дождавшись, как народ натешится этими забавами, Радим отпирает клетку и наматывает цепь на кулак.
Не сказать чтобы их представления ждали. Подошли, конечно, обступили, а только с такими лицами, что Радим, если бы видел, теперь собрался бы да уехал. Он, видно, и сам почуял что-то недоброе в наступившем молчании.
Что же, бывало всякое. Бывало, перед тем, как приходил Радим, являлись какие-то плясуны, да пока отвлекали народ, их дружки тащили чужое добро. На Радима с волком, ясно, после такого тоже смотрели с подозрением. Радим всегда повторял, что лучше работать под косыми взглядами, чем удирать, поджавши хвост. Убежишь — поверят, что совесть нечиста.
Волк исполнил самое простое: сел, лёг, притворился убитым, подал лапу. После Радим спросил имена и велел волку указывать. Тот подошёл к одному, второму.
— А ну, покажи теперь Ерша! — сказал Радим, хотя Ёрш не называл себя и не рвался участвовать в забаве, стоял в стороне, глядя исподлобья.
Завид с вопросом посмотрел на хозяина, и тот прикрикнул:
— Ну, пёсья душа! Покажь, кому сказал!
Волк протянул лапу, указывая. Народ оживился.
— Ишь ты, запомнил!
— Да волки-то, вишь, памятливые. Небось и обиду запомнил, вона как зыркнул!
— Добро, не понял, что мы утопить его хотели…
— А, может, и понял!
— Дурни вы, это ж зверь, что он может понять? Это ему хозяин, значит, через цепь сообщает, на кого лапой казать. Он её так-то покачивает, волк в ту сторону и глядит…
— А! — воскликнул Радим. — Не верите? Ну, ежели есть кто крепкий да смелый, так подойди, возьми цепь!
— Так ты небось ему голосом знак подашь…
— Что ж, и вовсе молчать буду, даже и отойду, сами спрашивайте!
Народ, конечно, заинтересовался. Сразу несколько смельчаков вызвались держать цепь, потянули соломины, выбрали одного. Радима оттеснили, взялись спрашивать волка, перекрикивая друг друга. Он, понятно, запутался, не зная, кого слушать.
— Видно, обман! — разочарованно загудели люди. — Без хозяйской-то помощи волк ничего не может!
— Так вы все разом верещите, остолопы — ну, ясно, зверь ничё не разберёт! — вмешался тот мужик, похожий на медведя, Добряк. — Тут и я, вона, ничё не пойму, что уж об волке-то говорить. Пущай кто один спрашивает.
Его послушали, и дело пошло на лад.
Народ развеселился. Волк уже запомнил каждого по имени, каждого показал.
— А ну, кто медовуху без меры хлебать любит? — спрашивают его.
Он отыскивает кого-то с кружкой, указывает. Народ гогочет…
— А кто пожрать не дурак, особливо на дармовщинку?
Указал на Радима. Тот так и так сердится, пусть хоть народ посмеётся. Может, от доброты и кусок бросят.
Не бросают. Смеются, а не бросают…
Волк уже и станцевал, и мячом с людьми перебрасывался — нет, и хлебной корки не дали. Да ещё кто-то нарочно метил то в нос, то в бок. Если не ждёшь подвоха, больно. Завид даже взвизгнул раз или два, и того, кто бросал, укорили, да что ж! — сказал, что вреда не хотел, да силу не рассчитал, и какой с него спрос?
Наконец Радим понял, что люди, пожалуй, решили смотреть на потеху даром. Может, сочли, староста уж за всех уплатил. Тогда, сорвав с головы шапку, он сунул её волку в зубы и жестом велел обходить народ, да лучше по-хитрому, на задних лапах.