Да вот намедни корчмарь к столу горшок нёс, а оттуда как пыхнет зелёный огонь! Тоже ведь дело неладное. И Казимир, царёв советник, нынче сделать ничего не может. Небось домовых только и умел погнать, людям теперь беда!
Ходит Завид, усмехается, догадывается, чья это работа. Некогда теперь Казимиру в Перловку заглядывать!
Как всё распродали и купили, что надобно, так и пошли в знакомую корчму, а там и Дарко, и Горазд, и Пчела, даже и Ёрш. Те встрече обрадовались. И корчмарь глядит, подмигивает — ясно, тоже помогал.
Да перед тем, как уехать, Завид к мастеру заглянул, которому оставлял задаток за колечко. Времени уж порядком прошло, думал, мастер его и не вспомнит, а тот ему колечко и подаёт.
— Как знал, — говорит, — сберёг!
Завид ему вдвое заплатил, а сам уж так доволен. Вернулся в Перловку, Умила ему на шею кинулась.
— Любый мой! — приговаривает. — Воротился!
Боялась, видно, чтобы опять не вышло как в последний раз, когда он волчьей шкурой оброс. Он её расцеловал да серебряное колечко на палец надел. Умила и ахнула:
— Да где ж ты его добыл? Ведь это будто Коровья топь той, первой нашей зимой. Ветви голые, заснеженные над чёрной водой сплетаются… Да что ты смеёшься, разве не похоже?
— Коровья топь и есть, — кивает он. — Верно ты угадала!
Да обнял её крепко, усмехается, сам уж так рад. Другие тревожатся, колдуна ждут, гадают, что будет, а ему спокойно стало. Всё-таки вышло, как увидала старая Ярогнева: прибыл в Перловку богатырь, и он, волк, прибыл. Разве это не сулит им удачу? Разве не выйдет так, что наконец он распрощается с проклятой волчьей шкурой?
Глава 31
Хорошо в лесу поутру! У опушки трава в росе, тонко пахнет белый цвет бузины, и льётся, льётся птичий щебет — и кажется, будто кроме того во всём мире ни звука. Молчат кряжистые дубы, застыли светлые берёзки, не шелохнутся.
А прислушаешься — вот птица порхнула, качнулась ветка; вот зашептались листы под ветром, а вот, раскрываясь на солнце, щёлкнула сосновая шишка. И будто каплет с листа на лист, а может, кто-то незримый тихо ступает, глядит, кто явился в его владения.
Божко с Завидом по лесу бредут. Наобещали уж людям целебных банных веников, а их лучше заготавливать на Купалу, вот и пошли загодя приглядеть берёзки, лешему поднести орехов да мёда, чтобы позволил ветвей наломать.
— Худо ли волком быть? — спрашивает Божко.
— Худо, — тут же отвечает Завид.
— Нет, да ты дослушай! Небось можно так бежать, что за тобою и конь не угонится…
— Худо.
— А ежели с кем сговориться, так он тебя водит, а ты народ забавляешь. На задних лапах прошёл, поклонился, вот уж монет полна шапка…
— Худо.
— А клыки! Ух, подрать кого… А медведя ты заборешь?
Помолчал Завид и говорит:
— Волк в клетке живёт да на цепи. Невнарок на кого поглядишь косо, уж винят, что дикой. Будто ты позабыл, как меня отходили за одно только, что я с цепи сорвался!
Засопел Божко, опустил глаза.
— Знал бы, — говорит, — я бы того Радима палкой хлестнул! А чего ты его не загрыз и не сбежал?
— Сбежишь тут, когда на людях только из клетки и выпускают! Было дело, Радим захворал, мы тогда в Перловке зимовали. Я уж думал, тут ему и конец, да он и сам так думал, а только и тогда клетку не отомкнул и цепь с меня не снял.
— Как же это — в Перловке зимовали? Это в ту пору, как здесь никто не жил?
— В ту самую пору и было. Радим ведь отсюда родом, по старой памяти наезжал…
Тут затрещали палые ветви, зашумели кусты. Обернулся Завид, а к ним Дарко продирается.
— Ишь, — улыбается, — работаете, недосуг и носу утереть? Кто здесь жил, о ком толкуете?
— Да о Радиме, — ответил Завид, — и о том ещё толкуем, легко ли волком жить. А ведь Радим почитай всё, что заработал, здесь же, в Перловке прятал, да всё пропало, сгинуло. Сколь годов наезжал, а как забрать решил, так ничего и не сыскал.
— Может, кто иной забрал? — спросил Божко.
— Да кто бы ещё сюда сунулся! И Тишило здесь устраивал схрон, и тоже всё пропало.
— Верно, — говорит Дарко. — И Пчела доселе не сознался, что он в Перловке-то видал, как за золотом и серебром пришёл. Неладно с этим, значит.
Божко давай расспрашивать, что за Тишило и за каким серебром да золотом шёл Пчела. Он ведь о том ничего не знал, да лучше бы так и оставалось.
— А что про гончаров сказывали, помнишь? — нашёлся Дарко. — Так и не узнали мы всей правды. Будто сошёлся тогда народ у Велесова идола, а что с гончарами стало да с их проклятым кладом, неведомо!
— Что за проклятый клад? — тут же спросил Божко.