Лебедяна пошла по стезе дальше, а поравнявшись с огненным многоцветьем рощи, замедлила шаг и призадумалась. Свернула с дороги и теперь, петляя, углублялась под сень пестролистных крон. Одетые в медно-золотые и пунцовые цвета ветви зашумели на внезапно поднявшемся ветру, он вихрил охапки опавшей листвы и, словно играючи, закручивал их в небольшие смерчи. Леда углублялась в лес, не ведая, как долго идет. Будто попав в омут времени. Только тело ощущало прилив сил небывалых, пропитывалось спокойствием и предчувствием чего-то благостного. Столь же неожиданно, как и начался, ветер в одночасье стих, а Леда прислушалась. В лесу стало настолько тихо, что она различала невесомые шорохи, с которыми хороводы листьев вновь опускались на траву, задевая друг друга в кружащем полете. Слышала шелест листьев, который перекатывались по земле, оседая вокруг стройных стволов танцующими водоворотами. Издали донеслось тихое конское ржание, и, свернув чуть левее, Лебедяна пошла на звук, не таясь. Вскоре она различила низкие голоса и треск запаленного кострища, а сквозь частокол стволов стало промелькивать тусклое мигающее свечение, и Леда поняла, что она у цели.
Меж кленовых крон зиял небольшой просвет, ибо посреди ровного леса пролегала небольшая западина, чистая от подлеска и деревьев. В ее углублении потрескивал костер, укрытый от ветров и сторонних глаз, а вокруг обложенного валунами кострища, греясь в его пламени, развалились трое путников. Заместо ложниц устелили себе снятые с коней войлочные потники, седла уложили в изголовьях да тулупами укрылись.
Стреноженные кони стояли поодаль, нервно храпя и перебирая ногами. Землю рыли, хвостами длинными по бокам себя нахлестывали да с хрустом удила грызли. Вороные горячились, от каждой тени шарахаясь. На дыбы встать пытались, не желая стоять смирно, ровно земля под ними того и гляди загорится.
— Фрол, — хрипло кликнул густобородый толстопузый детина, — успокой лошадей, говорю. Почивать мешают.
— Испужало их что-то, — приподнимаясь на локте и оглядываясь на темный лес, ответил паренек. Он напряженно вглядывался меж деревьев, но не видно было ни зги. — Может, белка какая али лиса…
— А ты не гадай, почечуй тебе в зад… — гаркнул со злобой толстяк, отхлебнул из бурдюка браги и раскатисто отрыгнул. Видать, уже порядком принял на душу. — Пойди да проверь. Я журить не стану, сразу дам плети отведать.
Словно перебивая его, один из вороных протяжно заржал и стал с силой рыть копытом землю, от чего путы на его ногах натягивались и трещали от натуги. Другие две лошади суетились не меньше, громко фыркая, тряся гривами и хрипя. Сатанея, они рвались с привязи, раня о железо узды свои нежные рты, с губ на взрытую почву капала пена с алыми прожилками.
— Чур меня, — подал глас третий. — Неужто леший мороки наводят?
— Что ты брешешь, Лавр, — огрызнулся брюхатый, — лучше встань да подсоби братцу.
В костре громко треснуло полено, рассыпаясь на тлеющие алым цветом головешки и плюясь во все стороны искрами. Пламя вспыхнуло, порывисто дрожа и с завыванием взметаясь ввысь, хотя ветра не было ни чуть — ни единый лист не вздрогнул.
Кони с визгом прижали уши и, сверкая белками, таращили глаза. Резко дернулись и с глухими ударами забились боками, раня друг друга зубами и копытами, сбивая бабки в кровь. Лыко пут трещало и лопалось одно за другим.
Мужики подскочили и кинулись ловить вороных, лишь наипаче пугая их своими криками и руганью.
Выйдя на край пригорка Лебедяна на миг замешкала, обводя немигающим взглядом окрест, и медленно двинулась к привалу.
— Огонь… — вымолвила почти беззвучно, и на каждом персте вспыхнул яркий лиловый огонек. Руки выше подняла, сильнее растопырив пальцы, и поводила дланями, собирая в каждой полную жменьку раскаленной лавы. Сгустки пламени вращались и подрагивали, набирая силу, а Лебедяна, перебирала кончиками пальчиков распухающие огненные клубы, накручивая на растущие сферы все новые витки пламенеющей пряжи.
Ее заметили не сразу, ибо вся троица суетилась вокруг лошадей, безуспешно пытаясь подступиться к взбесившимся животным. Чертыхаясь, они опасливо обступили коней, еле уворачиваясь от зубов и копыт. Щелкали языками, расставляя руки вширь, дабы заново навязать сорванные путы, пока кто-то не крикнул:
— А-а-а-а… Ведьма.
Их обуяла жуть, а тела сковала мгновенная оторопь. Замерев, они даже не оглянулись вослед уносящимся вороным. А когда уразумели, что огнерукая дева спускается по их души, стремглав метнулись к костру, вынули из седельных сум кто тесак, кто клинок и сгрудились спина к спине.
Леда медленно вздохнула и с протяжным стоном пустила огненные шары вперед, направляя по обеим сторонам овражка. Сферы, теперь походившие на две объятые пламенем тыквы, покатились по листве, набирая скорость и оставляя за собой горящие лиловые следы. Будто кто раскаленную смолу разлил да подпалил. Светочи по кругу обошли стоянку мягкими дугами, и как только Лебедяна сделала шаг вперед, сомкнули за ее спиной пламенеющее кольцо, отделяя всех четверых от окружающего мира. Лиловая огненная стена заслонила их от сумеречного леса, и казалось, что черные тени густились у пожарища во сто крат сильнее, чем под сенью деревьев.
Наращивая скорость, сгустки катились по сходящейся спирали, стягивая огненный круг и разгораясь сильнее. Оставляя после себя толщу гудящего огня. Мужички завыли и побросали клинки. Становясь на колени, приговаривая «Свят, свят», они истово крестились и падали ниц, ударяясь челом о мерзлую землю. Долговязый паренек сделался белым, как холст, содрогнулся в болезном спазме и, давясь и стеная, выбросил из утробы харчи. Наконец, огненные стены сомкнулись, сливаясь в единое гигантское костровище, что взметнулось выше самых высоких кленов, озаряя пространство призрачным лиловым светом на много верст вокруг и вторя далекой вечерней зоре. Небо цвета спелой черники было глубоким и чистым. По нему россыпью были раскиданы звезды. Молочный Кушак, ровно расшитый жемчужным бисером, простирался до самого горизонта…
На рассвете в серой дымке сырого тумана по лесной тропке ступала юная простоволосая девица. Уста ее были тронуты нежной полуулыбкой, будто она вспоминала что-то особливо приятное и дорогое сердцу. Подол ее сарафана потемнел, напитавшись утренней росой и лип к ногам при каждом легком шажке. Что дивило, ведь до ближайшего поселения лежал чуть не дневной пеший переход.
Впереди показалось перепутье из трех дорог со столбом, на котором были набиты доски с заостренными с одного бока краями, указующие в трех направлениях. Девица подхватила юбки и прибавила ход.
Большие черные зрачки, заместившие радужки, пробежались по надписи, вырезанной на широкой верхней доске. Кивнув самой себе, девушка откинула назад длинные извитые пряди и пошла по широкому тракту, уходящему в туманную даль.
На дощечке той значилось: Славный град Крыжеч.