Потом сделала небольшой разминочный комплекс. Слабость собственного тела поражала — словно год ничем не занималась. Вероятно, причина гнездилась все-таки не в теле, а в психике, это она отказывалась от нагрузок. Любых, в том числе и физических. Но я все же довела разминку до конца, ополоснулась наскоро и вывела себя на улицу.
Вот тут-то меня и накрыло в очередной раз: мне стало страшно. Нет — СТРАШНО! Мир вокруг дома был огромен и враждебен. Он наступал на меня гигантским чудовищем, высасывая последние силы, лишая дыхания. Я прислонилась к стене, прикрыла глаза и принялась считать. До десяти. Потом до ста. Медленно, пытаясь привести свой пульс к нормальному темпу.
Все-таки я смогла немного пройтись по улицам, но чувствовала себя неуютно, словно под чьим-то неусыпным — и недружественным — наблюдением.
На какое-то время я заставила себя отвлечься от тревоги — наблюдала за городом и людьми, убеждая себя в том, что сами по себе зла они мне не несут, присматривалась к каким-то мелочам, подолгу зависала у красочных витрин. Но на самом деле тревожное состояние никуда не делось, я просто спрятала его — в том числе и от самой себя. Поэтому, вернувшись в дом Дэйниша, я точно знала, что мне требуется: медитация.
Собственно, ей я и посвятила оставшийся день. С небольшими перерывами, естественно. Я не стала входить в транс и, уж конечно, в таком состоянии не рискнула бы работать с потоками.
К вечеру мне стало легче. Нет, я отдавала себе отчет в том, что облегчение временное, и мне еще предстоит работать над собой. Тем более, что причина моих тревог никуда не делась. Но зато теперь я точно знала, в каком лекарстве нуждаюсь.
На следующее утро я, подавив новый приступ паники, ушла в лечебницу. На работу. Хотя мое растерянное и одновременно тревожное состояние сказывалось и здесь, лишив меня едва ли не главного необходимого для работы качества — уверенности в себе, в своих умениях. Поэтому я полностью переключилась на уход за больными, не решаясь заняться целительством.
Рьен был обеспокоен. Он готовил операцию, и поначалу обрадовался моему приходу — лучшего ассистента у него не было. Мой отказ ассистировать при операции не просто огорчил его — поверг в шок. Конечно, он нашел себе другого помощника. Но сразу после операции нашел меня и зазвал в свой кабинет.
— Расскажи мне, что с тобой происходит, Лари? — спросил доктор.
И я рассказала. Сцепив под столом руки, чтобы унять дрожь в пальцах, и с трудом сдерживая всхлипы.
Утешать меня было бессмысленно, и Рьен это знал. Он просто дождался, пока я успокоюсь, чтобы достучаться до моего сознания:
— Во-первых, милая, не все так безнадежно. Кто тебя сканировал?
— Магистр Релинэр, менталист из школы. Я сама его об этом просила.
— Так обратись к нему снова, попроси помочь с восстановлением памяти, — доктор Вестрам был удивлен, что я не додумалась до этого сама.
— Ох, не так все просто, Рьен… Ты же понял, что мне теперь даже по улицам затруднительно передвигаться? Шарахаюсь от всякой тени…
— Соберешься в школу — попроси меня или своего Дэйниша. Кто-нибудь из нас тебя отвезет, чтобы ты не подвергала свою психику суровым испытаниям, — улыбнулся лекарь и похлопал меня по плечу.
— А что во-вторых? — напомнила я лекарю.
— Ах, да! Во-вторых, тебе, возможно, стоит отправиться домой прямо сейчас, раз ты не в состоянии исполнять свои обязанности. Я не придираюсь к тебе и не пытаюсь задеть твои чувства, но тебе ведь и самой тяжело.
— Понимаю. Но… поверь, там, снаружи, где я вовсе никому не нужна, мне гораздо тяжелее. Здесь я хоть что-то делать могу. В конце концов, персонала по летнему времени немного, а за больными ухаживать кому-то нужно.
— Но с чего ты взяла, что не нужна никому?! — возмутился Рьен.
— Не знаю, — пожала плечами я.
Я действительно не знала, откуда это взялось, но в эти дни я жила с отчетливым ощущением, что осталась одна. Возможно, так оно и было: никто, кроме меня самой, не мог встать между мной и моей бедой.
Словом, я осталась в больнице на сутки. Утром добрела до дома Дэйниша — с хозяином столкнулась уже в дверях — нырнула в постель и отключилась от действительности. Похоже, это становилось для меня единственным способом избавления от страхов и тяжелых мыслей. По крайней мере, сны мне тогда не снились, я просто проваливалась в глубокий, темный омут до самого пробуждения.
А проснувшись, я подорвалась с места, поняв, что не минуты больше не могу оставаться в доме Дэя. И никакие страхи не помешали мне отправиться в школу. Да и то, загостилась я, если уж быть совсем честной с собой. И стать помехой личной жизни следователя Дэйниша Рэнро мне совсем не хотелось.
В школе первым делом я заглянула на конюшню, чтобы навестить Мирку. Лошадь соскучилась не меньше хозяйки и не захотела меня отпускать. Пришлось оседлать и отправиться на небольшую прогулку по окрестностям. А потом — на экскурсию по школьным коридорам. Уж не знаю, с какой стати меня потянуло на столь странное времяпрепровождение. Можно было подумать, что я просто оттягиваю момент встречи с магистром-менталистом. Побродив по школе, я осознала, что оттягиваю не просто так — я собираю. Собираю сведения о состоянии собственной памяти, которая вела себя здесь более чем странно: иногда я останавливалась у некоторых дверей в полной уверенности, что именно с помещениями, которые находятся за ними, связаны какие-то важные воспоминания. Ключевые. Но я не могла вспомнить какие… С полчася я простояла перед дверью алхимической лаборатории. Дверь была заперта, и внутрь я попасть не смогла. Встреча с потерянной памятью, увы, не состоялась.
В таком бездумном хождении я провела остаток дня. К вечеру дошла до своей комнаты. Соседки моей не было. Да и никого из друзей и близких знакомых я на территории школы не повстречала. Школа словно вымерла. Это и неудивительно: те, кто не был сейчас на практике, разъехались на каникулы. Наттиор заскучал и подписал контракт на охрану какого-то обоза. Он отправился в путь уже в начале лета и, по всей вероятности, не вернется до нового учебного года. Ритэниор проводил лето в Лиотании, и я даже не была уверена, что он не примет решение остаться там насовсем. Так что впредь я могла разве что на письма от него рассчитывать. Если оно еще у меня будет, это «впредь». И Леха нет, и Лереха тоже. И я даже не знала, как с ними можно связаться. В общем, я была одна. От этого и стоило плясать. В любом случае, никто не поможет мне вспомнить, если я не пойму, что именно умудрилась забыть.
И я принялась вспоминать. Шаг за шагом — пусть и без излишних подробностей — с момента моего появления в этом мире. Надо признать, картина вырисовывалась довольно-таки цельная. Темные пятна, конечно, были, но я даже не догадывалась, что именно они скрывают за собой.
Значит, надо искать другой путь. Что я хотела, когда попала сюда? Какие цели перед собой ставила? Удалось ли чего-то добиться?
На вопросе о цели — именно с такой формулировкой — что-то забрезжило в глубине сознания. Цель. Це-э-эль… Я хотела… сбежать от герцога Алейского. Сбежала. Но… это ведь не все? Было еще что-то очень важное, без чего я свою дальнейшую жизнь не мыслила. Вот оно: я зотела избавиться от храмовой защиты!
И — да! — пыталась что-то сделать в этом направлении. Наверно. Вот только — что? Читала какие-то книги? С кем-то советовалась или обращалась к кому-нибудь за помощью? Может, сама додумалась до чего-нибудь?
Ничего. Полная темнота. Я была уверена только в том, что искала решение проблемы и успела как-то продвинуться на этом пути — я судила не столько по воспоминаниям, сколько по отголоскам собственных эмоций. Но ничего конкретного вспомнить не могла.
Мне снова стало страшно. В обступившей меня тьме я не видела ничего и никого, способного прийти мне на помощь. Я не знала людей, которые, несомненно, помогали мне искать ответы на мои вопросы и, вполне вероятно, что-то помнили об этом. Я не знала, вела ли какие-нибудь записи — ни в шкафу, ни в столе я не нашла ничего похожего.