— Ты с ним не говорила?
— Нет, но я отправила телеграмму в Калифорнию. Ты должна мною гордиться.
— Я и горжусь, тетя. И надеюсь, что мы получим хорошие известия.
— Так выпьем за это! — подняла свой бокал Федра. Она осушила его, поставила на стол и спросила Орелию: — Когда ты собираешься уходить?
— Да хоть сейчас…
Орелия задержала взгляд на Лайэме, но подумала, что он, наверное, не сможет провести с ней вечер. Правда, он предлагал проводить ее, но шутливым тоном. Нет, лучше пойти с тетей Федрой, которую сегодня надо отвлечь от печальных раздумий.
— Помоги мне, пожалуйста, — попросила ее Федра.-Файона хочет поручить мне сделать несколько рисунков для какого-то благотворительного базара. Она приедет к нам сегодня обсудить это.
— Ты будешь помогать Файоне! — изумилась Орелия.
— Мне кажется, что надо как-то уживаться с людьми. Непримиримость — свойство, присущее молодости, а я старею.
— Но она же тебя всегда оскорбляла!
— Может быть, она сумеет понять мое лучшее «я». У Файоны нелегкий характер, но поладить с ней все-таки можно.
— Ты очень добра, тетя, если так считаешь.
— Прошу тебя, прояви и ты доброту. Если мы возьмемся за Файону вдвоем, то ее одолеем.
— Но я не хочу, — вздохнула Орелия. — Если, конечно, Файона извинится…
— Ты же знаешь, что она не извинится. Файона считает, что она всегда права.
— Ну а я считаю, что иногда права я. И в данном случае извиняться должна она.
— Но тогда мне придется ехать домой без тебя! А где же ты проведешь время, пока я буду принимать Файону?
— Не беспокойся, тетя. — Орелия погладила Федру по плечу. — Поезжай с Тео, а я найму карету и через час приеду. И проскользну к себе через вход для слуг и кухню.
— Орелия. — засмеялась Федра, — ты бесподобна.
— Ну а если тебе не нравится этот вариант, предлагаю другой: вхожу в парадный вход и подымаюсь к себе по главной лестнице, гордо задрав нос и не обращая внимания на Файону.
Федра снова засмеялась.
— Нет, ты неисправима.
— Неисправима? — подняв брови, повторил подошедший в эту минуту Лайэм.
— Моя племянница отказывается ехать со мной, — сказала ему Федра. — Вот на что я жалуюсь.
— Вы хотите уехать так рано?! — воскликнул Лайэм. — Но за мисс Орелию не беспокойтесь, я провожу ее, если вы разрешите.
Федра бросила на Орелию понимающий взгляд и мило улыбнулась.
— Это разрешит наши проблемы, вы очень добры, мистер О'Рурк.
— Зовите меня Лайэмом, пожалуйста!
«Что за перемена!» — подумала Орелия. — При первой их встрече он жаловался, что Федра плохо влияет на его отца.
— Ведь вы позволите мне отвезти вас домой? — обратился Лайэм к Орелии. Она согласилась. Попрощавшись с Федрой, она выпила с Лайэмом последний бокал шампанского. Гости быстро разъезжались.
— А не хотите ли прогуляться по ярмарке?-спросил Лайэм Орелию.
— Ночью?!
— Будьте смелее.
— Я и так смелая, — вызывающе ответила она.
— Ах, да, я и забыл о вашей отваге во время прогулки в Дубовом парке, — засмеялся он.
Орелия вздернула подбородок.
— Я знаю, вы хотите сказать, то была не отвага, а глупость. Но все равно, я считаю, что женщины имеют право ходить где хотят и как хотят. Просто случайность, что за мной увязался этот нелепый преследователь.
И тут она вспомнила другой, недавний эпизод, о котором не рассказывала Лайэму.
— Я вовсе не хотел вас обидеть, — извинился он. — Давайте не будем ссориться. Признаю, что я заядлый спорщик и наслаждаюсь ссорами, но сегодня я хотел бы быть с вами в добрых отношениях.
«В добрых отношениях? Почему именно сегодня?»— недоумевала Орелия. Она набросила пелерину на низко вырезанное платье и вышла из храма, опираясь на руку Лайэма. «Остается только надеяться, что об этой прогулке не пожалею».
Ярмарочная центральная дорога ночью была еще оживленней, чем днем. Крепко держа Орелию за локоть, Лайэм провел ее мимо компании подвыпивших парней и женщин с подведенными глазами.
— Вы шокированы? — спросил он Орелию, когда одна из накрашенных женщин подмигнула ему и стала зазывно вертеть ягодицами.
— Я ведь жила в Европе, — ответила она.
«Это же не ответ, — подумал он. — Вряд ли она так искушена, что это ее не смущает. Не думаю, что она согласна с идеей необходимости проституции».
— Европейцы более терпимо относятся к моральной неустойчивости, — заметил он, имея в виду потребности пола.
Около павильона под названием «Маленькая Египтянка» посетители выставки катались на верблюде, покрытом яркой, красным с золотом, попоной. Вставая на ноги, животное издавало громкий неприятный крик.
— Хотите покататься? — спросил Лайэм.
— Лучше не надо. — Она туже завязала пелерину, закрывающую красивые плечи и декольте.
— Где же ваша отвага? — насмешливо спросил Лайэм.
Она бросила на него лукавый взгляд.
— Я бы лучше посмотрела танцы «Маленькой Египтянки».
— Вот это да! — протянул он. — Здесь действительно нужна отвага. Знаете, неустрашимую феминистку миссис Берту Пальмер чуть не хватил удар, когда про нее распустили слух, будто она смотрела танец живота и одобрила его.
— Я не миссис Пальмер.
Уж в этом его не надо было убеждать. Он знал, что она — единственная в своем роде. Он купил билеты, и они встали в очередь. Стоя за ее спиной, он вдыхал нежный аромат ее кожи и любовался блестящими волосами. Как он мог подумать, что она — обычная светская девица, которая охотится за богатым женихом? Нет, она необыкновенная, он никогда не встречал такой женщины.
В театре они заняли свои места. Поднялся занавес, и зрители, шумные и бесцеремонные, притихли. Сцена была пуста, декорация на заднем плане изображала грубо намалеванный экзотический пейзаж. Музыканты, темнокожие мужчины в кафтанах и фесках, сидевшие в ряд на скамье, заиграли унылую восточную мелодию.
Зрители зааплодировали: на сцене появилась Маленькая Египтянка в блестящей юбке и просторной накидке, надетых на облегающее платье. Мелодия постепенно нарастала, извиваясь, словно змея во власти заклинателя, а Маленькая Египтянка вращалась и двигалась по спирали, и поначалу медленные, волнообразные движения ее тела все убыстрялись.
Во вращающемся вихре слетали на пол одежды и обнажалось смуглое тело с соблазнительными формами. Зачарованные зрители очнулись только тогда, когда на сцену вылетели в буйной пляске танцоры — мужчины и женщины, а Маленькая Египтянка незаметно удалилась.
Орелия не нашла зрелище столь уж шокирующим, как его разрекламировали.
— Я не думала, что на Маленькой Египтянке будет столько одежд, — заметила она, когда они вышли из павильона.
— Что ж вы думали, что она будет танцевать обнаженной? — засмеялся Лайэм.
— Не совсем, конечно. Но все же, если соблюдать историческую достоверность. Ведь танец живота родился в гареме, где на женщинах обычно были только прозрачные покрывала.
— Великий Боже! — снова засмеялся Лайэм. — В бульварных листках должны появиться заметки: «Мисс Орелия Кинсэйд находит Маленькую Египтянку недостаточно обнаженной, и танец живота — недостаточно шокирующим».
— Вот таким вы мне нравитесь, — с веселой улыбкой заметила Орелия, — а иногда вы выступаете в качестве проповедника.
— Нравлюсь? — переспросил он.
— Кажется, вы и сами это заметили. — Она слегка покраснела, вдруг застеснявшись своей откровенности. Наверно, она выпила слишком много шампанского, надо следить за собой. — Я люблю откровенность, — заявила она, — и вы тоже. На этой основе можно достичь взаимопонимания.
— Конечно.
— Я полагаю, хотя бы иногда.
Лайэм посмотрел на Орелию с восхищением. Превыше всего он ценил в людях честность, прямодушие, а в женщинах трудно найти эти качества. «Но Орелия, — повторял он себе, — удивительное исключение».
Лайэм повел Орелию в маленький ресторанчик «Старая Вена»; они заказали сосиски, пиво и пончики в сахарной пудре. Орелии очень понравилась уютная обстановка. Отпив глоток пива, она вздохнула: